Гражданская война в Испании (1936 – 1939)

Устойчивость армии уменьшалась, боевой дух падал. По сравнению с 1936–1938 годами угрожающе выросло количество дезертиров и перебежчиков. Только в январе 1939 года к противнику перешло свыше 400 солдат и сержантов.

Бодрое боевое настроение сохраняли только не особенно многочисленные армии Леванта и Эстремадуры, достойно сражавшиеся в 1938 году.

«Хотя наша стратегия — оборонительная, наши войска не умеют ни отступать, ни контратаковать», — предупреждал премьер-министра в начале 1939 года генерал Матальяна.

Разложение вооруженных сил дальше всего зашло на флоте, жестоко страдавшем от нехватки боеприпасов и топлива и подвергавшемся непрерывным воздушным налетам в Картахене. С осени 1938 года на кораблях непрерывно шли будоражащие митинги. Положение флота все считали безнадежным. Одни матросы и старшины требовали ухода в нейтральные порты — Тулон или Бизерту, другие призывали увести корабли в СССР и интернироваться в Севастополе и почти никто не намеревался продолжать борьбу, которую именовали «продолжением разрушения Испании».

У Республики становилось все меньше надежных военных кадров, количество советских офицеров продолжало уменьшаться. Аржанухин, Батов, Воронов, Горев, Грицевец, Кондратьев, Кривошеин, Кузнецов, Малиновский, Мерецков, Павлов, Питерский, Птухин, Рычагов, Сверчевский, Серов, Смушкевич, Хользунов, Шахт, Юдин, Якушин давно были отозваны. Некоторые из них успели погибнуть на родине. К марту 1939 года в Республике находилось не более 20 недавно присланных офицеров РККА. Авторитетом они не пользовались, а неприязнь вызывали.

Крайне плохой была ситуация с продовольствием, одеждой и обувью. Даже армия не могла по-зимнему экипировать призывников, и многие рядовые в любое время года ходили в летнем обмундировании и в сандалиях на веревочной подошве.

В тылу положение было еще хуже. Постоянно приходилось стоять в бесконечных очередях, карточки отоваривались все реже, иногда не удавалось получить даже 100 граммов трески. Жители Мадрида и его предместий уже больше года практически не видели хлеба и мяса.

Питались главным образом гороховой похлебкой, луком, чечевицей и апельсинными корками. Лица мирных жителей приобретали землистый цвет, покрывались струпьями и прыщами. Ходили в обносках, по улицам бродили оборванные и босые дети. Обувь нельзя было купить ни за какие деньги. Даже мыло стало предметом роскоши.

Народ был измотан воздушными налетами. Неприятельская авиация отказалась от массовых бомбежек. Она налетала в 1939 году небольшими группами — по 10–12 бомбардировщиков, но зато по 3–4 раза в день. Работать в таких условиях было почти невозможно.

Усталость и безразличие все больше овладевали населением.

Националистическое командование, благодаря «пятой колонне», было хорошо осведомлено о сквернейшем положении республиканцев. Начальник разведки националистов — полковник Унгрия шаг за шагом на протяжении многих месяцев через третьих лиц устанавливал контакты с республиканским командованием, особенно со штабными офицерами Армии Центра и с окружением Миахи (полковники Гарихо, Касадо, Муэдра, генерал Матальяна). Им в общей форме давались гарантии безопасности. Посредниками чаще всего были работники британского посольства и консульств.

В середине февраля 1939 года Чиано с удовольствием записал в дневнике: «Приехал Гамбара, сделал очень хороший доклад об испанских делах. Мадрид вскоре сдастся автоматически. Или же в конце марта пятая колонна нанесет удар, и это будет означать конец».

Гамбара и Чиано, по отзывам многих историков, не отличались особыми талантами, однако данный прогноз оправдался…

После разгрома в Каталонии очень многие республиканцы отказались вернуться в Центральную Испанию. Так поступили Агирре, Асанья, Компанис, Мартинес Баррио, Ларго Кабальеро, многие вожди анархистов, часть коммунистов и социалистов и немалая часть кадровых военных, в том числе генералы Посас, Рохо, Сарабия, Улибарри, Хурадо, Энкомиенда. Большинство депутатов республиканских кортесов не стали возвращаться из Франции. Там же, только в концлагерях, остались и 63 000 самых стойких и решительных солдат, часть которых, напротив, сохраняла желание вернуться на родину.

Каталонию верно называли «жизненным нервом Республики». Как любой живой организм Испанская Республика не могла существовать без него. Началась агония.