Гражданская война в России (1918–1922 гг.)

Дети Бугрова – Елизавета (домашнее имя Лисутка, 1903 г. р.) и младший сын Константин (1906 г. р.) – также вынуждены были начать помогать семье. Запись об их первом заработке обведена в рамку, видимо, чтобы подчеркнуть важность этого факта. «Лисутки и Костюшки первая добыча. Костюшка работал на паевом заводе830, бил щебень для бетона на своем заводе 15 ден, полтора руб. в день. Костюшке 10 лет от рожденья, родился в 1906 г. <…> Костюшка и Лисутка били щебень для бетона под баки на отряд за 60 р. за груду. Работали 15 ден. Детки били щебень с 27 июля и по 12 августа. После шабашу [я] подсоблял. Лисутка работала на паевом заводе. При постройке своего завода Лисутка работала 8 ден, била щебень для бетона. 15 июля получено с паевого Хрептовского завода 12 р. 5 августа таскала щепы из терочной Хрептовского паевого завода, получено за 6 ден 9 р. Лисутке 13 лет от рожденья»831. В дальнейшем записи о работе детей встречаются постоянно, но они больше относятся к занятиям домашним хозяйством. Старший сын Григорий осенью 1916 г. был призван в армию и после учебы попал на Балтийский флот, где и остался на добровольной основе, поддержав Октябрьскую революцию. Он иногда приезжал со службы домой, но его вклад в общее хозяйство был сравнительно небольшим.

Если Бугров придерживался законных способов добывания средств к существованию, то содержащиеся в дневниках материалы позволяют говорить о распространении в крестьянском социуме и асоциальных стратегий выживания, к которым относятся воровство, разбои и грабежи, иногда сопровождавшиеся убийством. Заметок о воровстве в годы Первой мировой и Гражданской войны становится значительно больше по сравнению с предшествующим периодом. Чаще всего воровали сено, так как зимой оно хранилось вдали от деревни на сенокосах и было легкой добычей для воров. «Частая развалка сена из-за воровства, т. к. нужда в сене большая»832. «Поймали воров с сеном, свалили у пожарного сарая два возка, ночью опять украли. <…> Украли рыбу из садка у Халамоновых, 8 лещей крупных. <…> Вчера украли бархатное пальто у Парасковьи Коротковой»833 и т. д. Негативное влияние последствий голода сказывалось и в дальнейшем: уровень преступности не снизился. Бугров отмечает также упадок религиозности в крестьянском социуме и этим объясняет нравственную деградацию своих односельчан.

В качестве экстремальной стратегии выживания можно рассматривать сопротивление крестьянства продразверстке – насильственному отъему зерна и других продуктов, что выразилось в массовых восстаниях во многих регионах России. В Ярославской губернии это было выступление «зеленой армии»834, которое было подавлено в течение лета 1918 г. Бугров лично не участвовал в этом движении, и по его записям трудно сказать, как он его оценивал. Все же в своих записях он не был полностью откровенен, что свидетельствует о крестьянской осторожности. Так, в 1918 г. он записал: «Много было событий нонча, но записывать посумлевался», а часть информации уничтожил – несколько строк стер ластиком. Но, безусловно, он не отнесся к этому событию безразлично. Заметка о расстреле повстанцев около завода Понизовкина написана крупными прописными буквами, как он всегда поступал при фиксации наиболее значимых событий своей жизни, и озаглавлена «Было великое событие». Среди погибших названы люди из соседних деревень, лично знакомые Бугрову, что, конечно, не могло оставить его равнодушным. В целом можно утверждать, что характерный для Бугрова патернализм и лояльное отношение к власти как таковой позволяют говорить о его отрицательном отношении к девиантной и экстремальной стратегиям выживания. Для себя он выбрал стратегию, не выходящую за рамки крестьянских нравственных представлений, базирующуюся на нормах обычного права и христианской этике.