Гражданская война в России. За правду до смерти

Подобным же мечтам предавался в Сибири военный министр Колчака А. Будберг: «На атаманах и карательных отрядах государства не восстановить; всех недовольных и восстающих против насилия не перевешать и не перепороть – рук не хватит, да и руки коротки»{947}, а у нас, белых, продолжал Будберг, для наведения порядка «средств нет… те случайные и импровизированные суррогаты, которые мы пытаемся для этого применить, только увеличивают разруху и заставляют население становиться большевиками или сочувствующими любому режиму кроме нашего. Все донесения разных усмирителей об умиротворениях – все это на три четверти ложь и обман… несомненно, что наружное спокойствие кое-где водворяется, но это спокойствие кладбища или придавленное молчание стиснутой ненависти, ждущей только благоприятного случая, чтобы опять развернуться»{948}.

В поисках выхода Будберг находил необходимую силу только в иностранной «оккупации важнейших населенных пунктов для установления там законного порядка и нормальных условий жизни; сделать сами этого мы не в состоянии как по недостатку людей и вооруженной силы, так и по причинам чисто морального порядка, свойственным атмосфере Гражданской войны… нам нужны совершенно нейтральные, беспристрастные и спокойные войска, способные сдержать всякие антигосударственные покушения как слева, так и справа. Только под прикрытием сети союзных гарнизонов, не позволяющих никому насильничать и нарушать закон, поддерживающих открыто и определенно признанную союзниками власть, возможно будет приняться за грандиозную работу воссоздания всего разрушенного в стране, восстановления и укрепления местных органов управления и за еще более сложную и щекотливую задачу постепенного приучения населения к исполнению государственных и общественных повинностей, к платежу налогов, – одним словом, к многому, от чего население отвыкло; это неизбежное ярмо надо надеть умеючи, а главное, без помощи наших карательных и иных отрядов»{949}.

Подобные призывы белых генералов к завоеванию собственной с траны инос транной военной силой откровенно пугали ее представителей: «Что станут делать союзники в завоеванной Москве, как сможет удержаться в России буржуазное правительство без нашей постоянной поддержки?», – вопрошал Р. Локкарт{950}.

Кроме большевиков, в стране не оказалось реальной силы, способной справиться с «русским бунтом». Этот факт признавали многие выдающиеся современники того времени, весьма критически и даже враждебно относившиеся к большевикам. Так, например, активный борец с большевизмом В. Львов уже из эмиграции в 1922 г. писал: «Или советская власть создаст новый порядок в России, или его не создаст никто… Днем гибели России будет крушение советской власти, так как никакая власть не в состоянии заменить ее. Россия будет ввержена в анархию…»{951} Другой, не менее видный борец с большевизмом Н. Устрялов приходил к аналогичным выводам: «следовало бы решительно воздержаться от проявлений какой-либо радости на этот счет – “сломили-таки большевиков”. Такой конец большевизма таил бы в себе огромную опасность, и весьма легкомысленны те, которые готовятся уже глотать каштаны, поджаренные мужицкою рукой… При нынешних условиях это будет означать, что на место суровой и мрачной, как дух Петербурга, красной власти придет безграничная анархия, новый пароксизм “русского бунта”, новая разиновщина, только никогда еще не бывалых масштабов. В песок распадется гранит невских берегов, “оттает” на этот раз уже до конца, до последних глубин своих государство Российское…»{952}.

Красный террор

И вот, как бич Божий, пришли большевики. Они – олицетворение всех смертных грехов исторической русской деспотии и преступной самонадеянности интеллигенции.

Г. Гинс{953}