Гражданские и военные

Петя остался один, куражиться больше было не перед кем. Он смотрел на такую знакомую улицу, дом, подъезд, и только теперь видел, как здесь всё изменилось. Дело было даже не в разбитых окнах, кое-где заделанных фанерой, не в оспинах, оставленных на стенах осколками, не в изломанных деревьях и не в посечённых проводах – словно тонкая серая плёнка легла здесь на всё, на привычный ему мир. Ему стало также страшно, как тогда, когда он бежал отсюда в первый раз. Он вспомнил всё – как не постыдился сказать побледневшей супруге какую-то глупость про якобы грядущую поголовную мобилизацию, как выбежал потом на улицу, захватив только паспорт и немного денег, как метался по городу в поисках транспорта, который тогда почти не ходил из-за обстрелов, как остановил БМП с ополченцами, умоляя подвезти, как какой-то дед со сморщенным лицом грозно прикрикнул на него с брони: «А воевать кто за тебя, такого лба, будет?!» – и щелкнул затвором; и как бежал не разбирая дороги после этого щелчка и всё ждал пулю в спину, а слышал только дружный хохот бравых вояк… Ну и как он явится теперь Свете? Что скажет? «Привет, я теперь всё-таки вернулся и даже на блокпосту досматривал кого-то»? Судя по этим стенам, у них тут регулярно происходят обстрелы! Что они тут пережили за эти полгода – она и дочери?! А он ведь и под обстрелом даже ещё не был. Там, нам блокпосту, тихо, по сравнению с Донецком… Впрочем, он ведь и оттуда сбежал! Он вспомнил как когда-то, давным-давно маленьким мальчиком в школе читал стихи про кого-то трусливого, кто от битвы «бежал быстрее лани, быстрей, чем заяц от огня», и как смеялся над ним.

Это одна беда – собственная трусость, есть и вторая, про которую он даже думать не смеет: а если у Светы теперь…?! Раньше он полагался на собственную физическую силу, физическое превосходство предавало уверенности во всём, от успехов в бизнесе до отсутствия конкурентов в любви. Для этого он не жалея сил тренировался. Но теперь война, всё решает оружие. Он вспомнил Змея с битой – даже против элементарной дубины его потом тренировок заработаны мышцы оказались бы бессильны, что уж говорить про стволы и гранаты… Как жаль, что не прихватил по совету Худого пулемет, он сейчас сунул бы ствол себе в рот, снял одной ногой с другой сапог вместе с портянкой, большим пальцем ноги нащупал бы спусковой крючок… Он видел это в каком-то старом черно-белом фильме, только с винтовкой, кажется, – впрочем, так и не выстрелил… Петя пошёл по одинокой улице назад, туда, где высадил Худого у ночного клуба.

Пошел снег, провалы пустых окон на его фоне стали ещё более чёрными и безнадежными; на повороте дороги один столб, надломленный, наверное, не вписавшейся в поворот бронетехникой, нависал над проезжей частью, будто хотел уже упасть, но не смог.

Петины раздумья прервал нарастающий шум шин догоняющей его машины. Почти новое авто, обогнав его на пустой улице, лихо, с дрифтом развернулось поперек дороги, остановилось. Из машины вылезли два парня в форме, разгрузках и с автоматами, один взял его на мушку, щелкнув предохранителем, другой крикнул: «Лицом к стене, руки на стену». Петя послушно и апатично подошел к ближайшей степе и положил на нее руки. Тот, который кричал, подошел сзади и, уперев одной рукой автомат Пете в спину, другой долго хлопал его по бокам и ногам, убедившись в отсутствии оружия, спросил:

– Документы?

– Нет документов, – вяло ответил Петя.

– То есть как это нет?

– Военник еще не выдали, а паспорт забыл…

– То есть ты ходишь тут в комендантский час, да еще без документов, и думаешь, я в эту фигню поверю: не выдали, забыл? Руки за спину!

Петя завел руки за спину и почувствовал, как на них защелкнулись наручники. Заломив руки повыше, его отвели к машине и запихнули на заднее сидение.

– Поехали на яму! Там из тебя выбьют, кто такой и откуда!

– Да что из меня выбивать, я сам скажу,– ответил Петя, чувствуя, что ему уже не всё равно, куда и зачем его везут, и вспоминая почему-то Змея с битой.

– Выбьют, выбьют, так вернее!

Машина неслась по пустым улицам, с заносом проходя повороты, не притормаживая пролетая перекрёстки. По пути обогнали также несущийся посередине улицы военный «Урал», других машин не встретили.

«Ямой» оказался огромный слабо освещенный подвал с нарами в четыре яруса, где уже сидело несколько военных и стоял запах перегара.

– Тоже по пьяни в комендантский час гуляешь или что посерьезнее учудил? – спросил один.

– Да не, – обрадовался Петя, – ничего серьёзнее не чудил.

– А звать как? – поинтересовался другой.

– Петя, Шварц.

– Ну да, есть немного, похож. А сигареты есть, или спортсмены не курят?

– Курят, конечно, и сигареты есть, – Петя, довольный такому простому способу завести новых друзей, щедро раздавал сигареты.

Спустя немного времени тяжелую железную дверь опять открыли снаружи, чтобы запустить нового арестанта – это оказался Худой, очень сильно пьяный. Пете пришлось помочь ему добраться до ближайшей нары, а Худой, узнав его, обнимал и целовал, пытаясь что-то сказать, но быстро заснул. Вскоре заснул и Петя на соседней наре.

XI