Гражданские и военные

– Тёть Сонь, ну как тут простить? – плакала Света, – ведь сбежал, просто сбежал, бросил с детьми в этом ужасе, и ни весточки от него, ни слова! Ведь если б он хоть знать о себе дал, хоть позвонил, сказал «прости», – это ведь так просто! А то ведь не знаю, что думать, может нет его больше, по дороге мало ли что могло случиться, попал под обстрел… Или, наоборот, жив-здоров и думать про нас забыл! Радуется жизни! Может, уже у него другая!..

– Что ты, Свет, какая уж там радость, у предателя-то! Потому и не звонит, что стыдно показаться… Дай Бог, чтоб руки на себя не наложил, – вот о чём молиться нужно, о чём Бога просить!

Они сидели на скамье под стеной храма после службы, Света всё плакала, уткнувшись лицом в крохотное плечо старушки.

– Как же, он сбежал, и за него же молиться?

– Конечно, Свет, он теперь самый больной душой, самый немощный, за него в первую очередь и молись. Как когда у тебя какая-нибудь часть тела заболит, ты же ту часть тела более всего лелеешь, бережешь, лекарства принимаешь, так и тут.

– Да такого, как он, ампутировать давно пора!

– Не надо, ампутировать всегда успеешь, а пока надо помогать и надеяться, как деревце, если плодов не приносит, чахнет, его удобряют, заботятся, – глядишь, и заплодоносит!

– Да как же я ему помогу?

– Молитвой, Свет! Ты попробуй! Тебе самой первой и легче будет, в душе уже с ним примиришься, пожалеешь его, ему сейчас, поверь, очень не сладко…

Наплакавшись, Света, наконец, успокоилась, и они пошли в обратный путь от церкви домой, причём им предстояло ехать на троллейбусе. Сюда Света шла одна, так как бабушка Соня в церковь с утра отправлялась очень уж рано. Тогда Света не решилась ехать на троллейбусе и пошла пешком, хотя разумом и понимала, что внезапный обстрел не менее опасен для пешехода, чем для пассажира троллейбуса. Теперь же она легко преодолела страх – спокойная уверенность старушки действовала на неё вдохновляюще. «Не идти же, из-за моих страхов, пожилому человеку пешком»,– рассудила Света.

Однако в дороге, в троллейбусе, страх вернулся. Казалось, в любой момент, без всякого предупреждения произойдет непоправимое. Может, где-то, за несколько километров отсюда, равнодушные руки как раз сейчас кидают мину в миномет или засовывают снаряд в гаубицу – да мало ли что они там нам ещё готовят! Грады! Фосфор! И в Свете начинала закипать ненависть вперемешку со страхом. Но тогда ее спутница заботливо погладила Свету по плечу и тихо-тихо, одними губами стала повторять слова молитвы, которой ранее учила Свету. Света, угадав их, мысленно подхватила.

Дома дочери, удивлённые непривычным отсутствием матери, встретили ее с радостью. Она обняла их обеих крепко, чего очень давно уже не делала.

XII

– Худой и Шварц, на выход!

Петя проснулся всё в том же подвале; окон не было, поэтому время суток определить было нельзя. Рядом стонал и матерился похмельный Худой.

– На выход, – крикнули ещё раз, и Петя, встав, помог подняться Худому и направился вместе с ним к выходу. Из подвала под конвоем поднялись наверх, где их, к совершенному удивлению Пети, ждал дядя Женя, глядевший на них, вместо обычного своего дружелюбия, неожиданно угрюмо.

– Поехали, «роботы»! – только и сказал он и направился, не оборачиваясь, к своему уазику. Петя с Худым послушно и виновато последовали за ним.

– Откуда дядь Женя про нас узнал-то? – шепнул Петя Худому.

– Да то я вчера по пьяни, наверно, им, комендачам этим, нашим командиром грозил… Вот и вызвонили, суки! Всю малину наломали!

– Да помолчи уж!.. – Петя рад был, что легко отделался и рад был вернуться на блокпост, пусть даже пока в качестве «робота».

Доехали быстро. На блокпосте Петя, однако, обнаружил непонятные ему перемены. Сослуживцев было больше, чем обычно, и укрепления из мешков выросли заметнее. Дядя Женя, напутствовав их одним только словом: «Работайте!», передал под начальство Змея, у которого уже трудилось целых пять «роботов» из пойманных за мелкие правонарушения гражданских. Змей же стоял перед ними, как всегда, в аккуратной своей новенькой форме, только теперь как-то особенно внушительно расставив ноги в начищенных берцах, на шее у него висел автомат, на котором теперь появился подствольный гранатомёт. В руке у него была излюбленная бита, которой он непрестанно поигрывал, то похлопывая ею по ладони другой руки, то барабаня по ней пальцами, то ловко перехватывая.

– Что, – неожиданно громко крикнул он Пете, – видишь, Шварц, я подствольником обзавёлся, у нас их всего три на блокпосту, командир мне доверил, а ты тем временем пулемет свой просрал и попал обратно в роботы? Тебе не стыдно вообще?

– Да я просто его оставил на время… Ты лучше расскажи, что тут происходит?