Гражданские войны

36. Так как не было видно конца ни голоду, ни смерти, тяжеловооруженные, удрученные всем этим, стали убеждать Луция повторить попытку прорваться через укрепления, обещая, что они сквозь них прорвутся во что бы то ни стало. Ободряя их рвение, Луций сказал: "Не так, как этого требовало положение дел, вели мы борьбу еще недавно, теперь же остается или сдаться, или, если сдачу считать хуже смерти, биться насмерть". Все охотно согласились с этим и просили вести их при дневном свете, чтобы ночь не дала кому-нибудь повода уклониться от участия в бою. Луций повел их на рассвете. С собой они имели много приспособленных для борьбы с укреплениями орудий и много лестниц различного устройства. Несли они также с собой орудия, служащие для засыпки рвов, складные башни, которыми опускались доски на укрепления, различные стрелы и камни, также плетеные щиты, набрасываемые на частоколы. Устремившись бешеным натиском, они засыпали ров и перешли через частокол; подойдя к стенам, одни из воинов стали их подкапывать, другие подтаскивали лестницы и башни; взялись за дело все сразу, защищаясь камнями, стрелами и свинцовыми ядрами, с полным пренебрежением к смерти. И то же самое происходило во многих частях войска. После того как они… (…пропуск в тексте.),[488] все силы врагов были ослаблены, тем более, что они должны были разделиться на много частей.

37. После того как кое-где на стену были наброшены дощатые мосты, воины Луция с большой отвагой и с большой для себя опасностью сражались на мостах под перекрестным обстрелом стрел и дротиков. Все же они прорвались: несколько человек вскочили на стену, за ними стали следовать другие; и, может быть, они в своей решимости отчаяния и достигли бы чего-нибудь, если бы, узнав, что таких орудий у них немного, лучшие и еще не утомленные из находившихся в резерве воинов Цезаря не подоспели на смену утомленным. Сразу они сбросили солдат Луция со стены, изломали их сооружения, и, уже оказавшись наверху, стали с презрением обстреливать их; у них к этому времени и оружие и они сами все были изрублены, так что уже и голос стал им изменять, но все же оставалось то же рвение. Когда враги стали сбрасывать трупы убитых на стене, снимая с них доспехи, они не могли вынести такого надругательства; подавленные этим зрелищем, не зная, что им делать, они на короткое время остановились, как останавливаются для отдыха борцы во время гимнастических состязаний. Под влиянием жалости к ним Луций звуком трубы возвестил отступление. Но когда воины Цезаря обрадовались этому и стали греметь оружием, как во время победы, солдаты Луция вновь схватили лестницы — башен у них больше уже не было — и с отчаянием понесли их к стенам, чем, однако, не причинили врагам никакого ущерба: дальнейшего вреда они уже вообще не могли причинить врагу. Обежав их всех, Луций просил их более не рисковать жизнью и, несмотря на их жалобы, против их воли отвел их назад.

38. Так окончился носивший самый ожесточенный характер бой у стены. Чтобы враги не отважились вновь повторить натиск на стену, Цезарь поставил у нее войско, во время предшествующих событий находившееся в резерве, и приказал солдатам по сигналу трубы вскакивать на стену в различных ее местах. Они вскакивали туда беспрерывно, хотя никто их к этому не понуждал, чтобы и самим в этом поупражняться и на врагов навести страх. Отчаяние охватило войско Луция, и, как это постоянно бывает в таких случаях, стоявшие на страже недостаточно бдительно несли караул; а в результате этой небрежности многие перебежали к неприятелю; среди них были не одни только простые воины, но также и некоторые из начальников. Под влиянием жалости к массе гибнущих людей Луций стал уже склоняться к примирению, но до поры до времени выжидал, так как некоторые из врагов Цезаря боялись за свою участь. Когда же все убедились, что Цезарь милостиво встречает перебежчиков, и стремление к миру у всех еще усилилось, Луция охватил страх, что он будет выдан врагам, если будет возражать против мира.