45. Окончив речь, Луций замолчал, Цезарь же сказал следующее: "Видя, что ты, Луций, идешь ко мне без заключения перемирия, я поспешил тебе навстречу, пока ты находился еще вне моего лагеря, чтобы ты решал, говорил и действовал так, как находишь нужным, являясь еще сам себе господином. Теперь, когда ты предоставил себя в мое распоряжение, как поступают сознающие свою вину, мне незачем изобличать ложь всего того, что ты с таким искусством мне говорил. Решив с самого начала вредить мне, ты и вредил до самого последнего времени. Если бы ты вступил со мной в переговоры о мире, ты почувствовал бы и то, что я тобой обижен, и то, что я — победитель. Но раз ты без переговоров о мире передаешь в мое распоряжение и себя самого, и друзей, и войско, ты тем самым обессиливаешь мой гнев и те полномочия, которые ты дал бы мне, по необходимости, при заключении договора. То, что вы заслужили за свои действия, переплетается с тем моральным долгом, выполнение которого я считаю справедливым. Я предпочту второе ради богов, ради себя самого и ради тебя, Луций: я не обману со своей стороны тех твоих надежд, с которыми ты явился ко мне".
Вот что они сказали друг другу, поскольку то, что сохранилось в мемуарах,[491] можно было перевести на греческий язык, руководствуясь смыслом сказанного. Затем они разошлись, причем Цезарь отнесся с одобрением к Луцию и удивлялся, что он не сказал ничего малодушного или неразумного, как это свойственно людям в тяжелом положении; Луций же удивлялся Цезарю, его характеру и сжатости его речи. Все остальные догадывались о том, что было сказано, по виду обоих собеседников.
46. Затем Луций послал трибунов[492] получить от Цезаря пароль для войска. Трибуны, со своей стороны, отнесли Цезарю списки войска, как это делается и теперь; трибун, просящий пароль, передает царю журнал со списками воинов, имеющихся налицо на данный день. Получив пароль, трибуны пока еще продолжали оставлять стражу у себя: по приказанию Цезаря в эту ночь каждое войско само должно было заботиться о своей охране. С наступлением дня Цезарь совершил жертвоприношение, а Луций послал к нему свое войско в полном вооружении, но готовое выступить в путь. Приветствуя издали Цезаря как императора,[493] солдаты по отдельным легионам становились там, где приказывал им Цезарь, новобранцы отдельно от ветеранов и колонистов. По окончании священнодействия Цезарь, увенчанный лаврами, символом победы, председательствовал, сидя в кресле; приказав всем сложить оружие там, где они стоят, он затем велел колонистам подойти ближе. По-видимому, он собирался упрекнуть их в неблагодарности и хотел припугнуть их. Но войско Цезаря, понявшее заранее его намерения, или по заранее сделанному уговору часто в таких случаях сговариваются, — или под влиянием чувства к своим соплеменникам нарушило строй и окружило подошедших солдат Луция. Встретив их приветствиями и плачем, как прежних соратников, они просили за них Цезаря и не переставали кричать и приветствовать их. Участвовали при этом и солдаты нового набора, которые не отличались от основной армии, да это было бы и невозможным.
47. Тогда Цезарь не стал настаивать на своем решении; с трудом уняв кричащих, он сказал своим солдатам следующее: "Соратники, всегда ваши отношения ко мне были таковы, что ни в чем не может быть вам отказано мною. Я считаю, что солдаты нового набора были принуждены сражаться на стороне Луция; но я хотел спросить вот этих, неоднократно сражавшихся вместе с нами и теперь нами щадимых, что они испытали от нас, какой милости были лишены или чего большего ожидали от другого военачальника, когда подняли оружие против меня, вас и себя самих? Ведь все мои труды пошли на устройство колоний, в которых и они должны были иметь свою долю. Если вы позволите, я и теперь спрошу их". Но так как воины этого не позволяли, непрерывно прося Цезаря за солдат Луция, он сказал: "Уступаю вашему желанию: пусть вина их. будет отпущена без всякого наказания, если только в дальнейшем они будут держаться одинакового с вами образа мыслей". Воины обоих войск обещали это с криками благодарности по адресу Цезаря. Некоторым из них Цезарь поручил устроить у себя некоторых воинов Луция, всей же массе войска приказал разбить палатки там, где они стояли сначала, и жить в них до тех пор, пока Цезарь предоставит им города для зимовки и даст людей, которые устроят их в этих городах.