48. Сидя на трибуне, он вызвал к себе Луция вместе с римскими магистратами из Перузии. Явилось много сенаторов, много так называемых всадников,[494] все печальные и по виду резко изменившиеся. Одновременно с их уходом из Перузии город окружила стража. По их прибытии Цезарь поместил Луция у себя, а из остальных одних взяли к себе друзья Цезаря, других — центурионы: все были предупреждены, что должны оказывать прибывшим почет и вместе с тем негласным образом сторожить их. Жителям же Перузии, взывавшим к Цезарю со стены, он приказал явиться к себе, за исключением сенаторов, и когда они пришли, он простил их. Сенаторы же были тогда взяты под стражу, а немного спустя казнены все, кроме Эмилия Луция, который в Риме, во время суда над убийцами Гая Цезаря, открыто голосовал за их осуждение и убеждал делать то же и остальных, чтобы этим покарать нечестивое дело.
49. Перузию Цезарь решил отдать войску на разграбление. Но один из перузийцев, Цестий, слегка помешанный — он воевал в Македонии и с этого времени называл себя македонянином, — поджег свой дом и бросился в огонь; ветер, подхватив пламя, перенес его по всей Перузии, и она выгорела вся, за исключением только храма Вулкана.[495] Таков был конец Перузии, славившейся своей древностью и значением: в древности, при этрусках, она, как говорят, возникла в числе первых двенадцати городов Италии. Поэтому перузийцы почитали Юнону,[496] культ которой был распространен у этрусков. Когда победители получили одни лишь остатки города, они объявили своим отечественным богом вместо Юноны Вулкана. На следующий день Цезарь заключил мирный договор со всеми. Однако войско не переставало шуметь по поводу некоторых лиц до тех пор, пока они не были казнены: это были наиболее враждебно настроенные к Цезарю Канутий, Гай Флавий, Клавдий Вифиник и другие.
Таков был конец осады Луция в Перузии, и так окончилась та война, которая, как думали, должна была быть для Италии самой тяжелой и длинной.
50. Тотчас Азиний, Планк, Вентидий, Красс, Атей и прочие их единомышленники, имевшие войско далеко не малое — у них было до тринадцати обученных легионов и около шести тысяч пятисот всадников, — считая, что главой этой войны был Луций, отправились к морю в разные стороны: одни в Брундизий, другие в Равенну, третьи в Тарент; из них некоторые стремились к Мурку и Аэнобарбу, другие к Антонию. За ними следовали друзья Цезаря, предлагая им мир; но они не хотели отозваться на эти настойчивые предложения, в особенности пехотинцы: из всех них Агриппа убедил перейти к Цезарю только два легиона Планка, которые он застал в Камерии. Бежала и Фульвия с детьми в Дикеархию,[497] а из Дикеархии в Брундизий; при себе она имела три тысячи всадников, посланных начальниками сопровождать ее. Из Брундизия она и отплыла на пяти военных кораблях, вызванных ею из Македонии. Вместе с ней отплыл и Планк, из страха бросивший сохранившуюся у него часть войска: его воины избрали своим начальником Вентидия. Азиний же договорился с Аэнобарбом вступить в дружбу с Антонием: оба они написали ему об этом, стали подготовлять для него удобную высадку и собирать по Италии продовольствие, как если бы он тотчас же и должен был явиться.
51. Другое многочисленное войско Антония, находившееся в Альпах под предводительством Фуфия Калена, Цезарь решил присоединить к себе. В это время он уже начал подозревать Антония, но при этом думал или сохранить это войско для Антония, который пока все-таки был ему другом, или, если тот будет с ним воевать, присоединить к своему войску еще большую силу. Пока он все еще медлил и сомневался, как ему поступить, Кален умер. Цезарь счел это удобным предлогом и в том и в другом отношениях, отправился в путь, захватив с собою войско, он захватил также и всю Галлию и Испанию, бывшие подвластными Антонию. Фуфий, сын Калена, встревоженный всеми этими действиями Цезаря, сдал все без боя. Получив, таким образом, за один раз одиннадцать легионов войска и две большие области, Цезарь лишил власти начальников и, заменив их другими из числа своих приверженцев, направился в Рим.