Гражданский корпус

— Допустим, сама додумалась гражданских объединить. Но почему они тебя послушались? Ринулись на железноголовых, будто ты у них адмирал и все должны подчиняться. Что-то здесь не так…

— Не хочешь, не верь. Во мне нет ничего особенного. И я тебе совершенно ни к чему, Гордон. Из меня даже проститутки путевой не выйдет, я тебе всю клиентуру покалечу. Давай разойдемся, а?

Он долго размышляет, перебирая в уме догадки, предположения, взвешивая все за и против. Потом расплывается в широкой улыбке.

— Обожду пока. Погостишь у меня, освоишься. Вдруг сама захочешь остаться? Рукастый, Солома!

В комнату тут же заходят те двое, что притащили меня к Гордону. Волосы у одного из них растрепанные, бледно-желтого цвета — этот, видимо, Солома. А второй — Рукастый — наоборот чернявый, со жгучим, пронзительным взглядом темных зрачков.

— Отведите ее ко мне домой, в третью комнату на внешнем кольце.

— Там Эйлин живет.

— Значит Эйлин пора выселить! Неужели не понятно?

— Да, босс!

Они начинают суетливо выпроваживать меня сначала из комнаты, а потом и из клуба.

Путь от злачных мест Роатана до обиталища Гордона показывает мне все уровни станции, ее блеск и нищету, начиная от убогих улочек с попрошайками до широких внутренних магистралей со стеклянными переходами и ярким светодиодным освещением.

— Заходи, — Солома тычком помогает мне перешагнуть порог, — Ванная и туалет там. На шмотки в шкафах не обращай внимания, их уберут. Тебе, если будешь покладистой, Гордон новые подарит.

Они оставляют меня одну, заперев на замок. Я стою посреди большой комнаты. Такого просторного жилища у меня, пожалуй, не было за всю жизнь. Под ногами толстый ковер, по которому не хочется ходить в ботинках, я скидываю их, поставив у дверей. В углу широкая кровать, напротив которой камин — возможно, даже настоящий. Вдоль одной из стен поставлен диван, обитый материалом, похожим на бархат, рядом такие же бархатные кресла. В дверцах шкафов зеркала, делающие комнату еще больше. Но главное — окно! Огромное овальное окно, в высоту не меньше трех, а шириной почти пять метров. За ним видны искорки звезд, в отдалении сфера газового гиганта, украшенного тонким кольцом.

Прикасаюсь к холодному стеклу. «Как там Хэлг? Что с ним? Ищет меня? Черт, надо же так влипнуть!» В золотой клетке я не чувствую себя лучше, чем в гараже на Расцветающей или в плетеном домике среди деревьев Маргина. Может, здесь мне будет даже хуже. Неволя всегда остается неволей, куда бы тебя не заперли — в тюремную камеру или комфортные апартаменты с отличным видом из окна. За жизнь с удобствами придется так или иначе расплачиваться.

Через час ко мне впускают двух служанок, которые молча вычищают полки шкафов, выносят чужие вещи. Они сноровисто, со знанием дела наводят в комнате чистоту и порядок, одна из них оставляет на кровати большой пакет. Снова оставляют меня одну.

Хочется посмотреть — что там, под целлофановой оберткой. «Шмотки, скорее всего» — подсказываю я сама себе и отдергиваю уже протянутую руку. «Даже не стоит заглядывать. Меня вполне устраивает своя одежда».

Я понимаю, что самым простым и желанным для меня было бы сбежать отсюда при первой же возможности. Но рядом со мной нет Хэлга, которого я не могу бросить хотя бы потому, что сама не умею управлять космическим кораблем. Да и корабля у меня нет. А кроме того… Кроме того, я чувствую, что могу вытянуть из Гордона кое что полезное для себя. Раз уж так легли карты, то не стоит теряться, надо ловить удачу за хвост!

* * *

— Ты это наденешь.

— Неа. Не надену.

Гордон подходит ближе, почти прижимая меня к стене большим животом.

— Наденешь. Иначе я не возьму тебя на ужин. И утром прикажу не подавать завтрак, а потом обед… Поверь, проще наступить на горло своей песне и сделать то, что я прошу. Жрать-то ведь хочется, а?

«Жрать действительно хочется, сукин ты сын…»

— И платье красивое. Чем плохо? Стоит чертову уйму денег!

Прошло несколько лет с тех пор, как я последний раз надевала платье. Да и не я это была. Юная, наивная девочка, не знающая жизнь.

Смотрю на развернутый пакет, на шикарное платье, чувствую, как что-то просыпается во мне, далекое, забытое, из тех самых времен безвозвратно ушедшей юности. Не удержавшись, я прикасаюсь к нежной ткани, поднимаю ее, прижимая к себе, поворачиваясь к зеркалу. Позади тихо закрывается дверь — Гордон вышел из комнаты, решив не мешать мне переодеваться. Стоило бы разозлиться — он ведет себя так, будто я уже согласилась. Но на злость не остается пороха. Что ж, пусть будет платье.

Как странно… Где-то далеко продолжает полыхать пожар войны; полуголодные люди, почти потерявшие надежду на иную жизнь, готовы идти в самоубийственную атаку на эйнерские эскадры. А здесь играет музыка, кто-то танцует, посетители ресторана мирно разговаривают, смеются. И вряд ли хоть один из них заработал на дорогой костюм честным путем, ведь все они — обитатели Роатана.