Гребаная история

Я нашел странным такое замечание — ведь он мало во что верил. И уж точно не в то, что наши души — или какое бы имя ни давали жизни после смерти — могут бродить где-то между нашим миром и, скажем так, «тем светом». Захотелось поинтересоваться, что это будет? Ад? Рай? Чистилище? Бесконечный торговый центр с миллиардами фильмов в репертуаре, миллионами запрещенных видеоигр и с бесплатными китайскими, американскими и мексиканскими ресторанами? И умершие будут там проводить время, изучая деятельность людей даже бесцеремоннее, чем это делают соседи… Кроме того, на что бы она была похожа в таком случае? На Наоми до или после повреждений? На свой обезображенный труп на пляже? Или на бесплотный дух, маленькое облачко, некоторое количество молекул, рассеянных в пространстве? Думать о таких вещах было так же разрушительно для моей психики, как спать с девушкой, чей парень входит в банду, опасно для физического здоровья. Поэтому я сделал усилие, чтобы сосредоточиться на своем занятии — вести машину.

Чтобы добраться до хибары Таггерта, надо проехать около трех километров на север по Миллер-роуд; потом, выехав из леса, дальше тем же порядком через покатые холмы и пастбища. Затем — мимо фермы Бейтсов, которые разводят альпака, — пушистых животных родом с Анд, нечто среднее между ламой и викуньей. В тот вечер ферма медленно таяла в темноте. Затем мы прибыли на перекресток между Графтонами и Адамсами на высоте Игл-пойнт, где в красивое время года на глазах довольных туристов заместитель шерифа кормит лысых орлов, кидая им куски цыпленка из багажника своего внедорожника GMC и бросая их в поле через забор. Затем углубляемся в лес по Кларк-Кэбин-роуд на северо-запад. Самая дикая и самая зловещая часть острова, особенно зимним вечером. На Кларк-Кэбин-роуд мы проехали мимо старой заброшенной автозаправки «Тексако» — с двумя колонками, съеденными ржавчиной, плитами, разрушенными сорняками, которые непременно заводятся в любой трещине на открытой местности. Ее неоновая вывеска на конце мачты не горела почти двадцать лет, но все еще была на месте. Голубые тени больших елей вырисовывались на досках фасада, освещенного луной, находящейся в последней четверти. Незадолго до того, как добраться до Сеймур-Бэй, мы встретили незаметную лесную тропинку с табличкой: «Частная собственность. Проход запрещен», криво прибитой к пню. Она прорезала туннель из зелени на юго-запад, за Маунт-Гарднер, которая отделяет западную сторону от остального острова, и была почти непроезжая из-за высокой травы и овсяницы, растущих узкой полоской посредине, довольно таинственно и тревожно шелестящих под днищем машины, когда, освещая себе дорогу фарами, мы направились по местности, которую все более заволакивало туманом, подпрыгивая на сиденьях и цепляясь за них.

Дважды шасси ударилось о землю или о камень, и я подумал, что разумнее было бы одолжить у Джонни пикап. Дальше колеса заскользили в колеях, полных жидкой грязи, но я нажал на акселератор, и «Форд» рванулся вперед, не увязнув. Когда мы уже приближались, Чарли позвонил Джонни.

— Ага, почти на месте, — услышал я, как он отвечает на его вопрос. — А? Что? Алло? Что? Я тебя едва слышу… Все нормально, — сказал Чарли, разъединившись, но я, честно говоря, был в этом далеко не уверен.

Я сделал над собой усилие, чтобы дышать спокойно, не сомневаясь, что, если так пойдет дальше, у меня будет настоящий приступ тахикардии. Силуэт дома — если можно так назвать панельное строение, поставленное на песчанике, — наконец появился за деревьями. Проехав мимо, еще через сотню метров мы остановили «Форд».

На нас опустилась тишина, и примерно секунду мы были охвачены чем-то вроде паралича чувств, вызванного туманом, который плавал в воздухе за ветровым стеклом, отсутствием шума и выбросом адреналина в кровь. Затем я открыл дверцу и вышел. Вдохнул влажный и пронизывающий воздух, наполняющий подлесок в преддверии ночи. Чарли зажег фонарь, так как было почти ничего не видно, и мы направились к халупе Таггерта. Фонарь проделывал в тумане коридор света. Дом, возникший из темноты, казалось, с минуты на минуту рухнет сам собой, чтобы затем быть постепенно поглощенным лесом. В стороне виднелась поляна. По центру посреди высокой травы там стоял безобразный диван, обитый бархатом, и старая лампа с помятым абажуром, будто полянку превратили в убогую гостиную. Еще там были гниющие деревянные поддоны, старые кровати, пластиковые стулья, составленные стопкой, пустые клетки для хомяков, доски с торчащими гвоздями и даже скелет катера, который почти полностью зарос шиповником, плющом и мхом.

В темноте блеклые доски фасада цветом напоминали кости в глубине могилы, мох на крыше был гуще медвежьей шерсти, а часть крыши покрывал большой зеленый брезент — видимо, чтобы дождь не лил в комнату. Одно из окон было просто-напросто забито листом фанеры, остальные не освещались. В течение нескольких секунд мы их внимательно изучали. Судя по всему, Таггерт жил один, но никто не собирался это проверять.