Гребень Матильды

– Обыкновенный. Сказал, что Фефа просила тебя соборовать. Требник держал и все крестился. Посмотрел на тебя и шептать начал. Молился, поди. Я ему: «Батюшка, не время сейчас. Не пришла, мол, в себя». А он мне: «Слово Божье и во сне человек услышит, а как услышит, так и очнется». Идейный, в общем, поп. Обещался зайти еще. Ты что, веришь в эту галиматью?

В вопросе было столько наигранного возмущения, что она взглянула на парня с интересом.

– Судя по всему, ты тоже.

– Да ты чего? Не! Я воинствующий атеист! Религия – опиум для народа, как сказал товарищ Ленин!

– Это Маркс сказал, но ты не больно-то старайся, Макар. Попа этого ты на порог бы не пустил, если бы не верил.

– Да я от веры отрекся еще в девятнадцатом!

– Врешь ты все. Не отрекся ты. И я не отреклась. Потому что без веры нам с тобой, Макар, не выжить.

Бездельный долго молчал, переваривая ее слова, а потом спросил:

– Надо, значит, верить?

– Надо, Макар.

Тут как нарочно в дверь палаты постучали, и на пороге возник священник. Черная ряса, на голове скуфья, борода распласталась по груди, в руках – молитвенник.

– Мир вам, миряне, – пробасил он. – Позвольте войти.

И, встав рядом с кроватью, оглядел раненую.

– С утра почувствовал, что очнулась. Дай, думаю, проверю: верно или нет. Феофания Елисеевна прийти просила. Причастить, исповедать и чин елеосвящения провести. Согласна ли?

– Согласна, батюшка.

– А мне можно?

Батюшка повернулся к Макару.

– Тебе, сын мой, придется нас оставить. Исповедь не для чужих ушей. Токмо для Господа нашего Иисуса Христа. Подожди в коридоре, только далеко не уходи. Я тебя призову потом.

Бездельный послушно скрылся за дверью.

Батюшка подошел к самому изголовью и склонился над ней. Из-под кустистых густых бровей вдруг глянули до невозможности светлые глаза.

– Анна.

Ничего ответить она не смогла.

– Ты жива. Я чуть с ума не сошел. Самые жуткие три дня в моей жизни. Доктор не был уверен, что ты выживешь. В больнице медикаментов не хватает, оперировали наудачу.

Последнюю фразу он произнес, касаясь ее губ, а потом прижался к ним так жадно, будто они не виделись год.

Даже застонал тихонько, а потом решительно отстранился.

– Тебя сейчас опасно волновать.

– Это точно, – прошептала она, пытаясь выровнять дыхание.

Взглянула на него сквозь слезу и вдруг поняла:

– Так это все-таки ты спас меня! Макар сказал, что в Егора стреляли из маузера, а у тебя кольт.

– Я был не один, – помедлив, признался Кама.

Эту фразу она пропустила мимо ушей.

– Как ты оказался в Стрельне?

– Это неважно.

– Нет. Это важно.

– Ты еще слаба. Поговорим потом.

Слабыми холодными пальцами она вцепилась в его руку.

– Скажи.

– В одежде Румянцева я нашел фотографию дачи Кшесинской в Стрельне. Представляешь, были такие открытки. Ну и догадался, куда ты отправилась.

– Одежду я не проверяла.

– И это позволило мне тебя найти.

Он не собирался больше ничего рассказывать, но Анна смотрела требовательно.

– Точное место, где ты можешь быть, я не знал. Почти стемнело, разглядеть человека среди деревьев в сумерках нелегко. Спасло то, что я сразу пошел в сад. Решил, что вряд ли ты можешь быть в помещении.

– И как ты меня нашел?

– Самым прозаическим образом. Услышал голоса. А потом и увидел.

– Ты застрелил Маркелова?

– Да, – просто ответил он.

– Ты привез меня и позвонил в милицию, да?

– Не в милицию, а прямо в отдел, – поправил Кама. – Милиция бы еще три дня раскачивалась. Кишкин, тот быстро отреагировал.

– Он вообще сообразительный, – серьезно сказала она.

– Охрану организовал…. Этому Бездельному доверять можно?

Анна кивнула и посмотрела прямо в погибельные светлые глаза, заключенные в черный круг.

– Ты забрал то, что там лежало?

Помолчав, он ответил:

– Выполнил задание.

– И где сейчас клад?

– Тебе в самом деле важно это знать?

Анна так и сверлила взглядом.

– Он в пути. Тот, кто поручил мне это дело, уже ждет.

– Красин?

– И не только. Мы говорили об этом.

– Ты молодец. Сделал то, зачем приехал.

В ее голосе ему послышался сарказм.

– Ты хотела, чтобы клад нашли твои товарищи, а потом сдали в Гохран?

– Я о другом. Ты сделал то, что обещал, значит, теперь вернешься в Москву.

Он качнул головой.

– Я не нашел самого главного.

Она удивленно вскинула брови. Кама наклонился и шепнул в самое ухо:

– Мне нужен гребень Матильды.

Их глаза встретились. В одних плескалось недоумение, в других – решимость и еще что-то, непонятное и опасное.

– Ничего не кончилось, Анна.

– Я не понимаю, Кама. Все, кто знал о гребне, мертвы.

– Это не так. Охота продолжается.

– Ты поэтому попросил охранять меня?

– Да.

– Тогда скажи, кого опасаться. Кто продолжает искать гребень? Для кого я могу быть опасной? Ведь я даже не предполагаю, где он может находиться.

Он посмотрел на ее взволнованное лицо, красные пятна на щеках, капли пота на лбу.

Он ничего не скажет ей. Ни сегодня, ни завтра.

Больше не может рисковать ее жизнью. Она нашла клад Кшесинской. Гребень он должен найти сам.

Егер нагнулся и поцеловал ее.

– Хочу, чтобы к тебе вернулись силы.

– Кама.

– Анна.

Когда в палату зашел Бездельный, то увидел благостную картину.