Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

ми Додоиа и Дельфы уже рано приобрели славу наиболее священных мест; это единственные оракулы, упоминаемые Гомером. Из всех частей греческого мира, и даже из сосед­них варварских стран, стекались сюда верующие, чтобы уз­нать волю божества. Бог вещал свою волю или при помощи знамений, каковы шелест священных дубов, сновидения, горение жертвенного пламени, случайность жребия, — или посредством изречений, произносимых жрецами и жрицами в состоянии религиозного экстаза и затем облекаемых „про­роками" в соответствующую форму. При этом дело шло во­все не о предсказании будущего, что очень скоро дискреди­тировало бы оракула, — а скорее о наставлениях для прак­тической жизни, и прежде всего о разъяснении религиозных церемоний, при помощи которых можно было приобрести расположение богов или искупить совершенное преступле­ние. Таким образом, оракул служил в общем той же цели, что и мистерии и очистительные жертвы, т.е. успокоению совести и нравственному воспитанию народа. Кто заходил в своих вопросах слишком далеко, тот должен был довольст­воваться двусмысленным и обманчивым ответом. Особенно Дельфийский оракул приобрел значение высшего авторитета по всем религиозным и этическим вопросам; а при тесной связи, какая существовала между религией и государствен­ной жизнью, оракул не лишен был также известного полити­ческого влияния, которое, впрочем, всегда было очень огра­ничено. Что Дельфы при этом служили иногда орудием в руках наиболее влиятельных государств Средней Греции, что временами даже подкуп прокладывал себе дорогу к пи­фии и ее пророкам — все это вытекает из самого характера учреждения и повторялось при подобных условиях во все времена.

Ответы оракула, как непосредственные проявления бо­жественной воли, имели значение не только для тех, к кому они были обращены, но могли служить нравственным руко­водством и вообще для всякого верующего. Поэтому уже рано начали составляться и достигли обширного распро­странения сборники подобных изречений. Правда, при этом не обошлось без благочестивого обмана, и немало оракулов было подделано из чисто мирских побуждений. Наряду с изречениями оракулов существовали также сборники изре­чений, принадлежавших святым мужам древности, как на­пример, беотийскому прорицателю Бакису. Были люди, ко­торые делали себе ремесло из того, что заучивали такие из­речения на память и, переходя из города в город, за неболь­шое вознаграждение делились с верующими своею мудро­стью. Они же отчасти занимались и распространением ор­фического учения. Это доставляло им хороший заработок, хотя образованная часть общества относилась к ним с за­служенным презрением.

Не было, конечно, недостатка и во внешних проявлени­ях благочестия. На религиозные нужды в эту эпоху было издержано больше, чем на все остальные потребности госу­дарства вместе. В особенности постройка храмов поглотила, вероятно, огромные суммы. Теперь уже не довольствовались тем, чтобы, по обычаю предков, поклоняться богам в свя­щенных рощах и приносить им жертвы на алтарях, воздвиг­нутых под открытым небом; бог должен был иметь свой дом, подобно тому, как царь или знатный аристократ имел свой дворец. Начиная с VII века, такие здания возвышались в кремлях и вблизи рынков во всех греческих городах. Во­шло в обычай десятую долю дохода с промышленных или торговых предприятий и военной добычи посвящать богам, большею частью в виде какого-нибудь художественного произведения, которое доставило бы божеству удовольствие. Таким образом, храмы наполнились драгоценными дарами, а Дельфийское и Олимпийское святилища скоро не могли уже вместить всю массу накопившихся даров, и пришлось по­строить вблизи храма длинный ряд сокровищниц. Одни только подарки, пожертвованные Крезом в Дельфы, оцени­вались, по преданию, приблизительно в 200 эвбейских золо­тых талантов.