Таким образом, в Македонии Александр утвердил свою власть; тем не менее положение дел было очень серьезно. В Азии командовал Аттал, дядя Клеопатры и, следовательно, смертельный враг Александра. Кроме того, покоренные народы поднялись повсюду, готовясь свергнуть иго, под которое согнула их головы железная рука Филиппа. В Амбракии вспыхнуло восстание, и македонский гарнизон был изгнан; то же готовились сделать и Фивы; в Этолии и Пелопоннесе также началось брожение.
Все эти стремления нашли себе естественный центр в Афинах. Здесь за энтузиазмом в пользу мира, вызванным неожиданной снисходительностью, которую обнаружил после своей победы Филипп, вскоре последовала реакция. Сторонники союза с Македонией тщетно пытались вытеснить Демосфена из его руководящего положения; из всех возбужденных против него процессов он вышел победителем. Так же безуспешны оказались все нападения на политического друга Демосфена, Гиперида. Его декрет о поголовном вооружении народа, изданный после битвы при Херонее, был явно противен конституции и привел бы Афины к анархии, если бы был осуществлен; несмотря на это, Гиперид был оправдан, когда Аристогитон, самый даровитый из ораторов противной партии, привлек его к суду за этот проступок. А когда затем осенью наступил в Афинах праздник поминовения мертвых и возник вопрос, кому поручить произнесение надгробной речи в честь павших при Херонее, — эта почетная обязанность, несмотря на все усилия противников, была возложена на Демосфена. Этим было торжественно засвидетельствовано, что большинство граждан и теперь продолжало видеть в Демосфене своего руководителя, несмотря на все бедствия, какие постигли государство в период его правления.
Тем временем друзья Демосфена употребляли все усилия, чтобы свалить ответственность за поражение на полководцев, командовавших при Херонее. Харес занимал слишком высокое положение, чтобы обвинение против него могло обещать успех, а главное — он находился в хороших отношениях с ведущими ораторами. Ввиду этого козлом отпущения явился Лисикл. Обвинителем выступил Ликург из Бутад, человек уже пожилых лет, который, однако, лишь теперь достиг руководящего положения. Он принадлежал к одной из сравнительно немногочисленных старых аристократических фамилий, которые сумели сохранить свое богатство, а следовательно, и влияние; сам он видел свою главную задачу в том, чтобы воскресить в своих согражданах добродетели доброго старого времени. Как и подобало, он начал с самого себя; босой и без рубахи, в одном шерстяном плаще ходил он по улицам мирового города. Его политическим идеалом была Спарта, а новое просвещение было ему омерзительно, что, впрочем, не помешало ему получить риторическое образование. Охотнее всего он употребил бы силу, чтобы наставить людей на путь истинный; телесное наказание, говорил он, — весьма полезная вещь; но так как в Афинах того времени это средство было неприменимо, то он старался достигнуть своей цели при помощи суда, с истинной страстью исполняя обязанности прокурора. Тут он не брезгал никаким средством; в извращении истины и грубых преувеличениях он смело мог выдержать сравнение с любым сикофантом. При этом он, как все фанатики, не знал пощады относительно своих жертв; он удовлетворялся одной карой — смертью; в Афинах говорили, что его речи писаны кровью, как некогда законы Дракона. И он сплошь и рядом достигал своей цели: это был один из лучших ораторов своего времени, человек безупречной личной честности; притом, старосветская набожность, которую он выставлял напоказ, и усвоенный им назидательный, проповеднический тон сильно импонировали массе. С таким обвинителем Лисикл не мог справиться; несчастный полководец был осужден на смерть и казнен, согласно требованию Ликурга.
Более плодотворна была деятельность Ликурга в области внутреннего управления. Непосредственно перед битвой при Херонее он был избран в заведующие кассою теорикона, причем Демосфен был его товарищем по службе; его шурин Габрон из Баты в это самое время заведовал военной казною. Таким образом, Ликург приобрел руководящее влияние на оба высших финансовых поста в государстве, и когда в 334 г. окончился четырехлетний финансовый период, на который он сам и его шурин были избраны, — он еще целых два срока, до 326 г., оставался руководителем афинских финансов. На этом посту он оказал государству великие услуги; он снова упорядочил расстроенное войною государственное хозяйство и довел доходы до такой высоты, какой они раньше никогда не достигали. Правда, не надо забывать, что эти годы были для Афин эпохой глубокого внутреннего и внешнего мира, каким государство после Персидских войн еще ни разу не пользовалось столь продолжительное время.