Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии

Вместе с тем правительство усердно работало над пре­образованием военного ведомства. Действительно, такая ре­форма была крайне необходима, потому что как выучка, так и дисциплина гражданских войск были равно далеки от со­вершенства. Правда, по закону каждый афинский гражда­нин, принадлежавший к одному из трех высших имущест­венных классов, был обязан по достижении совершенноле­тия прослужить в строю два года; но фактически большин­ство граждан находило средства уклоняться от этой повин­ности. Правильного строевого учения для гоплитов в мирное время совсем не существовало; для кавалерии такие сборы, правда, были предписаны законом, но на них являлись лишь те, кому была охота, и офицеры не решались строго наказы­вать манкировавших. Военные круги давно требовали ре­формы в этой области; но так как войны велись обыкновен­но наемными войсками и граждане лишь в исключительных случаях призывались к оружию, а полное гражданское опол­чение вообще ни разу не было собрано со времени битвы при Мантинее, то правительство не принимало никаких мер против этих беспорядков, пока сражение при Херонее не до­казало наглядно необходимость реформы. Теперь прави­тельство стало строго следить за тем, чтобы все — не только члены зажиточных классов, но и все граждане вообще — исправно отбывали обязательную воинскую повинность. Для поддержания дисциплины была учреждена особая коллегия — софронисты, и содержимые государством учителя обуча­ли рекрутов гимнастике, обращению с оружием и машина­ми. А так как, кроме того, Афины теперь более, чем когда-нибудь, подвергались опасности осады, то по предложению Демосфена летом 337 г. была предпринята обширная пере­стройка городских укреплений сообразно с условиями ново­го осадного искусства; на эти работы было истрачено свыше ста талантов.

Однако, подготовляя реванш за Херонею, Афины в то же время усердно старались поддерживать добрые отноше­ния с Филиппом. На том празднестве в Эгах, которому суж­дено было окончиться так печально, присутствовало и афин­ское посольство; оно привезло золотой венец и народное по­становление, в котором Афины заявляли о своем решении выдать всякого, кто осмелился бы посягнуть на жизнь царя. И вдруг прибыло известие об убийстве Филиппа. Демосфен свободно вздохнул; в праздничном платье, с венком на голо­ве, явился он в Совет и принес богам благодарственную жертву, забыв о словах Гомера, что безбожно ликовать над трупом павшего врага. Он полагал, что со стороны того „мальчишки", который воцарился теперь в Пелле, Афинам нечего опасаться.

Однако Александр быстро положил конец всем попыт­кам к отложению. Скорее, чем можно было ожидать, явился он со своим войском в Фессалию и заставил Союзное собра­ние вручить себе ту же верховную власть над союзом, кото­рою располагал его отец Филипп. Затем он двинулся к Фер­мопилам, созвал амфиктионов и так же беспрекословно был признан защитником Дельфийского святилища. Отсюда он пошел далее в Беотию, и его появления перед Фивами оказа­лось достаточно, чтобы предупредить взрыв революционно­го движения. После этого и афиняне прислали посольство приветствовать Александра, и он решил удовольствоваться этим, не требуя других ручательств за мирное поведение Афин. Тем временем в Коринфе собралось Союзное собра­ние; здесь договор, заключенный с Филиппом, был возоб­новлен, и Александр вместо своего отца избран главноко­мандующим. Затем царь вернулся в Македонию, где вспых­нувшие среди соседних варваров восстания настойчиво тре­бовали его присутствия.

Аттал, командовавший македонским войском в Азии, после воцарения Александра завязал сношения с Демосфе­ном; в то же время он старался вызвать в Македонии восста­ние с целью возвести на престол законного наследника, сына Пердикки Аминту. Теперь, после того как вся Эллада поко­рилась без боя, он стал искать мира с Александром. Но он зашел уже слишком далеко, чтобы царь мог простить его. Однако открыто идти против него Александр не решался, так как Аттал пользовался большой популярностью в вой­ске; поэтому царь сделал вид, что готов вступить в перего­воры, и отправил в Азию своего приближенного Гекатея из Кардии с поручением убить Аттала, что и было исполнено. Парменион, командовавший в Малой Азии наряду с Атталом, принял участие в этом кровавом деле, несмотря на то, что Аттал был женат на его дочери; всю свою долгую жизнь он верой и правдой служил царской фамилии, и теперь он не поколебался принести в жертву своего зятя, раз тот стал из­менником. Это убийство освободило Александра от самой тяжелой его заботы; теперь он мог приступить к осуществ­лению в Македонии тех мер, которые он считал необходи­мыми для упрочения своей власти. Аминта, несчастный пре­тендент против своей воли, был казнен; та же участь постиг­ла всех родственников Аттала и Клеопатры, а также всех сводных братьев Александра, из которых был пощажен один слабоумный Арридей.. Вдовствующую царицу Клеопатру позднее, во время одной из отлучек Александра, Олимпиада принудила к самоубийству.