Воспитываемый пастухом Парис жил в соприкосновении со всякого рода силами природы, включая местных нимф; на одной из них, Эноне, он женился. Именно поэтому на момент суда Парис – уже не неопытный девственник, а мужчина, познавший секс, – причем секс с божеством (у них был ребенок). Другое качество, благодаря которому Парис подходил на роль судьи в споре о красоте, – его собственная невероятная привлекательность. Как заметил сатирик Лукиан в своем диалоге «Суд над богинями» (устами Зевса), «ты сам хорош собою и просвещен в делах эротических»[297]. Троянская царская династия славилась красавцами мужчинами: к юному Ганимеду воспылал страстью сам Зевс, в то время как Тифон, другой царевич Трои, стал любовником Эос (Авроры), богини утренней зари.
Помимо природной красоты, Парис отличался еще одной особенностью, связанной с внешней привлекательностью: умением одеваться. Многочисленные изображения и тексты показывают Париса великолепно одетым. Особенно хорошо это отражено на изящно выполненной вазе (хранится в Карлсруэ): там Парис затмевает всех присутствующих богов своим шикарно расшитым нарядом. Нет, это не рядовой пастух: изысканность Париса выделяет его как «особенного» – царственного троянца, во внешности которого больше восточных черт, нежели эллинских. Тот же акцент на убранстве делается в описании пикантной пантомимы на тему суда, приведенном в романе «Метаморфозы» Апулея (II в. н. э.): «[Исполнитель] был красиво одет, чтобы изображать фригийского пастуха Париса, в экзотических одеждах, ниспадающих с его плеч, и в золотой тиаре на голове»[298]. С самого начала его мифологической жизни Парис ассоциировался с пышными нарядами: эту его черту Елена считала неотразимой – в частности, согласно одному источнику, она выделяла его расшитые брюки и золотое ожерелье[299].
Авторство приписывается мастеру Качелей. Суд Париса. Глиняная столовая амфора. Ок. 540–530 гг. до н. э.
The Metropolitan Museum of Art, New York. Gift of F. W. Rhinelander, 1898.
Авторство приписывается мастеру Пентесилеи. Суд Париса. Глиняная пиксида. Ок. 465–460 гг. до н. э.
The Metropolitan Museum of Art, New York. Rogers Fund, 1907.
Суд должен был вынести решение на основании лишь внешних качеств: исход зависел от того, как выглядят богини. Но они довольно заметно отличались друг от друга. Правда, на архаической амфоре из Нью-Йорка практически невозможно найти разницу – все богини полностью и благопристойно одеты; Парис даже отступает вправо, вероятно испытывая благоговейный трепет перед своими неожиданными гостями. И на другой амфоре приблизительно того же периода (из Базеля) между богинями вновь трудно обнаружить различия, если не считать шлем в руках Афины[300]. Однако в прочих произведениях искусства разница куда более наглядна. На красиво расписанной цилиндрической шкатулке (пиксиде) легко отличить Афродиту, что помогает сделать смотрящий на нее снизу крылатый Эрос. Еще более явно ее фигура обозначена на фреске из Дома Юпитера в Помпеях, где богиня изображена практически полностью обнаженной. То же относится к мозаике из Хаэна (Испания), которая примечательна в том числе и изысканными одеждами Париса, хотя он между тем все еще остается пастухом, о чем свидетельствуют присутствующие здесь стадо и пастушья собака.
Суд Париса. Фреска из Дома Юпитера в Помпеях. I в. н. э.
Museo Archeologico Nazionale, Naples. Photo akg-images / Mondadori Portfolio / Electa.
Суд Париса. Фрагмент римской мозаики из Кастулона, близ Хаэна, Испания. I – II вв. н. э.
Proyecto Forvm MMX – Universidad de Jaén – Conjunto Arqueológico de Cástulo.
Авторы текстов наравне с художниками черпают бесчисленные возможности из этого сюжета, особый акцент делая на описании Афродиты. Иногда одежды ее изображены чрезвычайно изысканными, как в этом очаровательном отрывке из «Киприй»:
Она облачилась в наряды, какие грации и времена года изготовили для нее и расписали цветами – теми, что времена года носят сами: крокусами, и гиацинтами, и цветущими фиалками, и чудесными бутонами роз, нежными и благоуханными, и божественными луковицами ароматных нарциссов. В такие душистые одежды Афродита наряжалась круглый год[301].
Однако порою тон повествования становится более фривольным. Парис Лукиана решает, что для более тщательного анализа богиням следует раздеться[302]. В театральной постановке, описанной Апулеем, исполнительница роли Венеры (Афродиты) оставляет мало пространства воображению зрителей.