На следующем и – если учесть последствия – катастрофическом этапе жизни Парис оказался в Спарте. Оставив без внимания советы троянских провидцев (в том числе Кассандры), которые предсказали, что действия его приведут к ужасающему результату, Парис отправился в дом Менелая и его жены Елены. Невзирая на оказанное ему гостеприимство, он не только возлег с Еленой, но и увез ее затем к себе в Трою. Хотя, предположительно, у Елены не было выбора – можно ли преодолеть силу любви? – и побег от мужа испортил ее репутацию, которая в дальнейшем подавалась как сомнительная во всех мифических преданиях (правда, описание Елены в «Илиаде» полно замечательных подробностей и в целом вызывает сочувствие).
Гомер в своем тексте лишь сильнее связывает Париса с понятиями красоты и сексуальности, даже на фоне кровопролития в Трое. В схватке с Менелаем Парису удалось уцелеть только благодаря Афродите, которая окутала его туманом и перенесла в благоухающие покои. Затем богиня приняла обличье дряхлой старухи и передала Елене заманчивое послание:
Придя в комнату, Елена сначала высмеяла воинские качества Париса, упрекнув в недостаточной доблести и сравнив его с Менелаем – в пользу последнего. Но разговору суждено было завершиться лишь одним способом: эти двое отправились в постель, чтобы насладиться друг другом. В «Илиаде» достаточно отрывков, показывающих Париса в разгар битвы, но у него такая «история», что он все равно держится особняком.
Два других эпизода завершают мифологическую жизнь Париса. Один возвеличивает его воинскую репутацию: говорят, он стрелой убил Ахилла, хотя это Аполлон направил стрелу в единственное уязвимое место героя – пятку[310]. Другой эпизод возвращает нас в средоточие чувственной жизни Париса: к его отношениям с женщинами. Его брак с Эноной закончился трагически. После того как Парис оставил жену и отправился за Еленой, нимфу навеки обуяла ревность. Она была наделена даром исцелять раны Париса, но, когда в него попала смертоносная стрела греческого героя Филоктета, Энона отказалась спасать супруга. В конце концов она смягчилась, но опоздала. Хотя иногда говорят, что нимфы живут вечно, их также можно считать долгожительницами, которые все же способны умереть. Так случилось с Эноной. Она бросилась в погребальный костер Париса и скончалась рядом с ним[311].
Когда миф о суде переняли последующие культуры, некоторые первичные смыслы утратили свою значимость либо были проигнорированы, в то время как другие обрели свежие силы в свете новых культурных обстоятельств. Два аспекта в этом процессе заслуживают особого внимания. Первый касается выбора между целями: к чему следует стремиться человеку? Второй относится к конкурсу красоты, на котором мужчина разглядывает и оценивает наполовину или целиком обнаженных женщин: в чем идея такого (эротического ли, неприемлемого ли) сценария?
Важной фигурой, относящейся к поздней традиции, был (возможно, североафриканский) писатель Фабий Планциад Фульгенций (конец V в. н. э.), который составил затейливый сборник аллегорий под заголовком «Мифологии». Различия между тремя богинями, выделенные Фульгенцием, задали привычному сюжету новое направление, благодаря чему нравственные последствия выбора Париса сохранили свою актуальность, даже когда греко-римский политеизм уступил место христианской вере. Для Фульгенция Минерва / Афина представляет жизнь, наполненную созерцанием и размышлениями, в которой главенствует благодетельное стремление к познанию. Активная жизнь, какую символизирует Юнона / Гера, на первый взгляд выглядит достойной, однако, по мнению Фульгенция, она влечет за собой алчную тягу к обладанию имуществом и постыдное желание держаться за него. Что касается Венеры / Афродиты, то похотливый поиск удовольствий, который она олицетворяет, уверенно опускает ее на нижнюю строчку в списке приоритетов Фульгенция (однако не Париса). Лишь в одном взгляды Фульгенция перекликаются с прежней традицией: он также сосредоточивается на одежде. Его подход, что свойственно его манере, аллегоричен. Минерва носит накидку с тремя складками «либо потому, что любая мудрость многогранна, либо потому, что она всегда скрыта». Юнона «покрывает голову, поскольку богатствам свойственно прятаться». Венера, само собой, нага – «либо поскольку она выставляет своих поклонников голыми, либо поскольку грех похоти никогда не прикрыт или поскольку он соответствует лишь наготе»[312], [313].