Греческая мифология, сформировавшая наше сознание

Нужно между тем признать, что в случае с судом Париса политика среди исследуемых тем находится ближе к концу списка. Нравственность, в частности сексуальная, заявляет о себе куда как громче. Правда, не все придерживаются единого мнения о том, какова в действительности мораль этой истории. Гуманист эпохи Возрождения Марсилио Фичино (1433–1499) подошел к вопросу со свойственной ему склонностью к размышлениям. В письме к флорентийскому государственному деятелю Лоренцо Медичи Фичино анализирует три отличных друг от друга типа жизни: активный (воплощенный в образе Юноны), созерцательный (воплощенный Минервой) и сладострастный (воплощенный Венерой)[319]. Теорию Фичино делает необычной то, что, по его мнению, Венера олицетворяет не только плотские удовольствия, но также музыку и поэзию. Это переносит дискуссию о жизненном выборе в новое русло. Безусловно, выбор Париса был ошибочным: предпочесть Венеру Юноне и Минерве означало навлечь беду. Однако и отдать предпочтение добродетелям одной из двух оставшихся богинь – пусть даже созерцательной Минервы – тоже неверное решение. Гераклу, например, однажды пришлось выбирать между жизнью приятной, легкой и той, что полна трудностей, но и славы (это случилось, когда он символически оказался на перепутье, где главенствовали Добродетель и Порок, и должен был предпочесть что-то одно), – и он избрал жизнь в трудах и борьбе. Сократ же всего себя отдал познанию и страдал оттого, что отверг жизнь активную, в удовольствиях. Единственным решением, по мнению Фичино, является сочетание добродетелей всех трех богинь: силы, мудрости и (эстетического) удовольствия.

Антуан Ватто. Суд Париса. Ок. 1718–1721 гг.

Musée du Louvre, Paris. Photo Christophel Fine Art / Universal Images Group / Getty Images.

Одно из трех

Одна любопытная особенность мифа о суде обсуждается гораздо реже, чем того заслуживает: это число три. Три горгоны, три мойры (судьбы), три грации, три грайи (седые старухи, имевшие один глаз и один зуб на всех), равно как и капитолийская триада верховных римских божеств (Юпитер, Юнона и Минерва), – такие группы, состоящие из трех участников, являются бессменной чертой греческих и римских мифов и религиозных преданий. Однако понятие триады выходит далеко за пределы культуры классической Античности. На протяжении тысячелетий символика числа три периодически дает о себе знать в религиозных верованиях по всему миру. Христианская троица: Отец, Сын и Святой Дух; христианские добродетели: вера, надежда и милосердие (или любовь); Тримурти в индуизме (Брахма, Вишну и Шива); Триединый путь Благих мыслей, Благих слов и Благих деяний в зороастризме; три норны в древнескандинавской мифологии; викканский Закон Троекратного Возвращения – это лишь малая толика примеров, которых не счесть. Столь же видное положение число занимает и в фольклоре: «Три поросенка», «Маша и три медведя», «Три желания», «Три козленка и тролль», «Золушка»… Философы – от пифагорейцев до Гегеля – также находят число три весьма значимым.

Ганс Эворт. Елизавета I и три богини. 1569 г.

Royal Collection Trust, London.

Внутри этого широкого спектра явлений существует подгруппа, подразумевающая выбор между тремя вариантами. Очевидно, что суд Париса относится к ней. То же самое можно сказать и о двух других запоминающихся примерах, встречающихся в пьесах Шекспира. Хотя ни один из сюжетов не повторяет суд в точности, сравнение поможет нам понять, в чем схожи все три и что отличает каждую историю от двух других. А это, в свою очередь, откроет новые возможности для интерпретации мифа.