Греческая народная религия

Но это еще не все, что сулили посвященному Элевсинские мистерии. В «Гомеровом гимне» говорится: «Счастлив, кто это видел. Не прошедший посвящения не удостоится такой участи после смерти, в мрачной тьме».[64] Та же мысль, но более сильно, выражена и у Софокла. Он пишет, что видевший мистерии трижды счастлив, когда сходит в загробный мир, ибо только для таких — жизнь, а для прочих все зло.[65] В Аристофановых «Лягушках» хор мистов звучит в сцене, происходящей [81] в подземном мире. Я уже процитировал эти слова. Мисты танцуют и пируют на лугу, усеянном цветами. Эта вера в то, что их посмертная участь будет более счастливой, занимала умы посвященных. У нее были древние корни — общераспространенная идея о том, что посмертная жизнь есть повторение земной. Это представление отражено, например, в одиннадцатой книге «Одиссеи», где описано путешествие Одиссея в загробный мир. Дело в том, что мисты верили, что в подземном царстве они продолжат празднование мистерий, как это изображают Аристофан и Еврипид.[66] Поскольку мистерии были самым великим из известных им событий, то такое представление о будущей жизни являлось полной противоположностью темному и мрачному Аиду, в который верили греки.

Итак, это очень простая идея, но, видимо, она соответствовала чаяниям множества людей. Но стоит задуматься над тем, не порождали ли Элевсинские мистерии более сложного представления о жизни и смерти. Возможно, так оно и было. Примечательны строки Пиндара, гласящие: «Счастлив тот, кто, видев это, сходит в подземный мир; ему ведом и конец жизни, и ее богоданное начало».[67] Нам не известно, был ли Пиндар в числе посвященных, но мы предположим, что эти слова действительно относятся к Элевсинским [82] верованиям и попробуем истолковать их. Что есть начало жизни? Если мы вспомним, что мистерии были праздником осеннего сева — восхождения Девы-Зерна, то в нашей памяти сразу возникнут слова Евангелия от Иоанна: «Если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода».[68] Известно, что афиняне сеяли зерна на могилах, а умерших называли «demetreioi».[69] В своем хорошо известном гимне христианский поэт Пруденций воспользовался тем же простым примером, говоря о воскресении человека. Однако мы не имеем права утверждать, что эта идея существовала и в ту эпоху, когда еще не было личностного самосознания и когда личность воспринималась лишь как звено в цепи поколений. У людей этой эпохи не было потребности верить в личное бессмертие, они верили в вечность жизни, осуществляющуюся через смену поколений, вырастающих одно из другого. И для такого верования не найти было более ясного выражения, чем прорастание нового колоса из старого зерна, брошенного в землю. Это второе восхождение Девы-Зерна, знакомое людям той эпохи по их повседневным трудам и являющееся непосредственным результатом осеннего сева, к которому и были приурочены Элевсинские мистерии. [83]

Существует еще один памятник искусства, на котором изображены проводы Триптолема — это знаменитый Элевсинский рельеф (Фронтиспис). Он лучше прочих отражает высокий артистизм и глубокое религиозное чувство Фидия. На нем Триптолем, еще совсем мальчик, стоит между двумя богинями. Этот рельеф был выполнен около 440 года до Р. X. На позднейших памятниках Триптолем изображается тоже довольно часто, но лишь в качестве участника пира Элевсинских богов. Он уже не является центральной фигурой. К Элевсинским богам добавляются другие: покровительница города Афин — Афина, Дионис, который в ту эпоху был определенным образом связан с Элевсином, герои — Геракл и Диоскуры. Эти герои, первые из посвященных чужестранцев, напоминают о панэллинских мечтах Элевсинских мистерий. Такие изображения явно порождены интересом к Элевсинским мистериям, однако, в отличие от Ниннионской таблички, они не выражают никаких особых представлений.

Более интересны некоторые другие росписи на вазах, поскольку они содержат в себе новшества. В числе Элевсинских богов появляется дитя. Наиболее примечательна роспись гидрии, обнаруженной на Родосе[70] (Илл. 24). На ней мы видим женщину, выросшую из-под земли уже по грудь. В руках у нее рог изобилия, а на нем [84] сидит дитя. Дитя простирает руки к богине со скипетром (вероятно, Деметре), с другой стороны его — Кора с двумя факелами, а под ней Триптолем. На пелике из Керчи изображена поднимающаяся из-под земли женщина, она передает ребенка Гермесу, рядом с которым стоит Афина.[71] Слева — Деметра и Кора, а справа — «Бог» и «Богиня», то есть Плутон и Персефона. На другой стороне, как и на вазе из Тюбингенской коллекции, ребенок немного старше. Он стоит рядом с Деметрой и держит рог изобилия.[72]