Однако был еще один праздник Восхождения Девы-Зерна — вскоре после извлечения семян зерновых из подземных хранилищ. Его изображения сохранились на росписях некоторых ваз;[53]
самое интересное из них — изображение на чаше для смешивания вина из Дрезденского музея (Илл. 17). На нем мы видим Ферефатту, которая уже до колен вышла из земли. Ей помогает Гермес, а духи природы, изображенные в виде трех сатиров, пляшут вокруг нее.[54] Смысл восхождения Девы-Зерна поясняется другими изображениями на вазах, которые сначала кажутся загадочными. Например, возникающая из-под земли большая женская голова, которую сатиры колотят большими [74] молотками[55] (Илл. 18). Объяснение не вызывает сомнений. Этот большой деревянный молот — обычный предмет сельской утвари; он применялся для дробления комьев земли и размягчения поверхности земли, которая после того, как посевы запахивали, становилась очень твердой. Этот процесс начинался, как только появлялись всходы, но когда еще можно было ходить по полям, не причиняя им вреда. Это прорастание новых колосьев и соответствовало второму восхождению Девы-Зерна.Суть мифа в воссоединении Матери и Девы. Судя по характеру праздника, это же было и основой Элевсинских мистерий — праздника Восхождения Девы-Зерна во время осеннего сева. Древний аграрный миф поднялся в сферу человеческих взаимоотношений. Горе и печаль обездоленной матери, ее отчаянные поиски затрагивают глубочайшие человеческие чувства. Деметра по праву может быть названа «mater dolorosa» греческой религии. В противовес этой горькой печали, воссоединение матери с дочерью вызывает бурную радость, ликование. Сердца мистов наполнялись сильными эмоциями. Мистерии не носили мрачного оттенка; они дарили людям радость и веселье. Их основной темой было не похищение и разъединение, а воссоединение. Это воссоединение изображено на знаменитой Ниннионской табличке конца пятого века до Р. X., [75] обнаруженной в сакральном месте в Элевсине[56]
(Илл. 21). В нижней части Деметра изображена сидящей напротив пустующего трона — Кора отсутствует. К Деметре подходит Иакх, предводитель великой Элевсинской процессии, и двое мистов. В верхней части мы снова видим сидящую Деметру, к которой приближается величественная женщина с факелами; за ней следуют мисты: женщина с керносом (сосудом, используемым во время мистерий) на голове, юноша и мужчина. Это и есть Кора, возвращающаяся к своей матери. Конечно, это нельзя считать непосредственным изображением фрагмента мистерий, которые запрещалось осквернять не только словесной, но и изобразительной передачей. Это сцена, изображающая эпизод из мифа, но в ней есть определенные черты, позаимствованные из процессии мистерий. Нам не известно, разыгрывалось ли во время мистерий воссоединение матери с дочерью, но это явно было у всех на уме. Возможно, это каким-либо образом разыгрывалось, а может быть — представало лишь в виде символов. Один христианский автор пишет, что наивысшая мистерия Элевсинских «epopteia» состояла в том, что участники в полном молчании созерцали сжатый колосок.[57] Быть может, это утверждение достовернее прочих, так как оно точно соответствует [76] простому аграрному характеру древнего Элевсинского культа. В этой связи часто упоминается изображение на Апулийской надгробной вазе, на котором можно видеть пять колосков в сакеллуме, выписанных очень тщательно[58] (Илл. 20). Конечно, оно не имеет ничего общего с Элевсинскими мистериями, а лишь является выражением той же веры в сакральную природу колоска, символа вечной жизни. Новые всходы были целью этих обрядов осеннего сева, именно на них возлагали свои надежды участники. И вот этот колосок — в руках иерофанта. Люди могли видеть его и верить, что их надежды сбудутся, точнее — уже сбылись. Вот и она — та, которая так долго отсутствовала и которую напрасно искали, — Дева-Зерно, воссоединенная с Матерью-Зерном. Итак, если эта информация достоверна, можно назвать колосок зерна Девой-Зерном.