Грегорианец. Четвёртый

– Чтобы я простил вас, ваша светлость! – смутился Бон, не решаясь дотронуться до карты, вероятно, из опасения, что все это только шутка. – Вы вольны были арестовать меня, вольны пытать меня, повесить, вы наш властелин, и я не смел бы даже пикнуть! Простить вас, ваша светлость! Подумать страшно!

– Ах, любезный господин, вы удивительно великодушны! Вижу это и благодарю вас. Итак, вы возьмете деньги и уйдете отсюда не слишком недовольный.

– Я ухожу в полном восхищении.

– Тогда, прощайте. Или, лучше, до свиданья, ибо, я надеюсь, мы еще увидимся.

– Когда будет угодно вашему преосвященству! Я весь к услугам вашего преосвященства.

– Мы будем видеться часто, будьте спокойны. Беседа с вами доставила мне необычайное удовольствие.

– О, ваше преосвященство!..

– До свиданья, господин Бон, до свиданья!

И кардинал сделал знак рукой, в ответ на который домовладелец поклонился до пола. Затем, пятясь задом, он вышел из комнаты, и кардинал услышал, как он в передней что есть мочи завопил:

«Да здравствует его светлость!

Да здравствует его преосвященство!

Да здравствует великий кардинал!»

Лау Гише с улыбкой прислушался к этому шумному проявлению восторженных чувств мэтра Бон.

– Вот человек, который отныне даст себя убить за меня, – проговорил он, когда крики заглохли вдали.

И кардинал с величайшим вниманием склонился над картой Лэ Рош, развернутой, как мы уже говорили, у него на столе, и принялся вычерчивать на ней линию, которая полтора года спустя закрыла доступ в город. Он был целиком поглощен своими стратегическими планами, как вдруг дверь снова раскрылась и вошел Шарел.

– Ну, как же? – с живостью спросил кардинал, и быстрота, с которой он поднялся, указывала на то, какое большое значение он придавал поручению, данному им графу.

– Вот как обстоит дело, – ответил тот. – В домах, указанных вашим преосвященством, действительно проживала молодая женщина лет двадцати шести, может, двадцати восьми и мужчина лет тридцати пяти сорока. Мужчина прожил там четыре дня, а женщина пять. Женщина уехала сегодня ночью, а мужчина утром.

– Это наверняка были они! – озадачился кардинал и, взглянув на стенные часы, добавил:

– Сейчас поздно посылать за ними погоню. Герцогиня уже в Ре, а герцог в Було. Придется настигнуть его в Роклэнде.

– Какие будут приказания вашего преосвященства?

– Ни слова о случившемся. Пусть императрица ничего не подозревает, пусть не знает, что мы проникли в её тайну. Пусть предполагает, что мы занимаемся раскрытием какого-нибудь заговора… Вызовите ко мне канцлера Гье.

– А что ваше преосвященство сделали с этим человеком?

– С каким человеком? – переспросил кардинал.

– С этим Бон?

– Сделал с ним все, что можно было с ним сделать. Я сделал из него шпиона, и он будет следить за собственной супругой.

Граф Шарел поклонился с видом человека, признающего недосягаемое превосходство своего повелителя, и удалился.

Оставшись наедине с собой, кардинал снова опустился в кресло, набросал послание, и позвонил.

В четвертый раз вошел все тот же дежурный офицер.

– Позовите ко мне Лау Тре, – произнес кардинал, – и скажите ему, чтобы он был готов отправиться в дальнюю дорогу.

Через несколько минут перед ним уже стоял вызванный им человек, готовый отправиться в путь.

– Тре, – сказал Лау Гише, – вы немедленно отправляетесь в Роклэнд. Вы ни на одну секунду нигде не остановитесь в пути даже на космических станциях, пополнить запасы. Вы передадите это письмо в руки Лигетты. Вот приказ на выплату двух сотых кредита. Отправьтесь к моему казначею, он вам вручит наличными. Вы получите столько же, если вернетесь через шесть дней и хорошо выполните моё задание.

Не отвечая ни слова, Тре поклонился, взял письмо и с чеком вышел.

Вот что было написано в письме!

«Лигетта! Будьте на первом же балу, на котором появится герцог Легг Ашер. На его камзоле вы увидите двенадцать планет, искусно выполненных из лунных алмазов, приблизьтесь к нему и отрежьте сколько сможете из них.

Сообщите мне тотчас же, как только они будут в ваших руках.»

* * *

На следующий день после того, как разыгрались все эти события, Дартин и Басс, видя, что Шосс не появляется, сообщили Лау Вельеру о его исчезновении.

Что касается Росс, то, испросив отпуск на пять дней, она, как говорили, отбыла в Ру по семейным делам.

Господин Вельер был отцом своих легионеров. Едва успев надеть форму Клерика, самый незаметный из них и никому не известный мог так же твердо надеяться на помощь полковника, как мог бы надеяться на помощь родного брата. Поэтому Вельер немедленно отправился к главному уголовному судье.

Вызвали офицера, командовавшего постом и, сверяя последовательно полученные сведения, удалось установить, что Шосс помещён в Форвек.

Клерик прошел через все испытания, которым, как мы видели, подвергся Бон. Мы присутствовали при очной ставке, устроенной обоим арестантам.

Шосс, до этой минуты умалчивавший обо всем из опасения, что станут беспокоить Дартина и лишат его свободы действий, теперь утверждал, что зовут его не иначе как Шосс, а не Лау Дартин.