Грегорианец. Четвёртый

– Но только не заблуждайтесь на этот счет, – возразил Дартин, – в моем тосте кроется, пожалуй, больше себялюбия, чем вы думаете. Хорошо принимают лишь в тех гостиницах, которые процветают, а в тех, которые хиреют, царит полный беспорядок и путешественник становится жертвой стесненных обстоятельств своего хозяина. Я же много путешествую, и притом главным образом по этой дороге, а потому хочу, чтобы все трактирщики преуспевали.

– Мне кажется, что я уже не в первый раз имею честь вас видеть, – отреагировал хозяин.

– Еще бы! Я чуть не десять раз проезжал Тильи и из этих десяти раз, три или четыре раза останавливался у вас. Постойте… да, я был здесь всего дней десять или двенадцать тому назад. Я провожал своих приятелей, Клериков, и, если хотите, могу напомнить вам, что один из них повздорил с каким-то незнакомцем, с человеком, который задел его первый.

– Это правда! – сказал хозяин. – Я отлично помню эту историю. Так ваша милость говорит о господине Басс, не так ли?

– Да, именно так зовут моего спутника. Господи помилуй! Уж не случилось ли с ним какого-нибудь несчастья, любезный хозяин? – Дартин поддержал инкогнито и скрыл истинную суть подруги, согласившись в душе на мужское обращение.

– Но ведь вы, ваша милость, должны были и сами заметить, что он не мог продолжать путь.

– Это правда, он обещал догнать нас.

– Он оказал нам честь остаться.

– Как! Остаться? – удивился парень.

– Да, в этой гостинице. И, по правде сказать, мы весьма обеспокоены.

– Чем?

– Некоторыми издержками.

– О чем же тут беспокоиться! Он заплатит всё, что задолжал.

– О, вы поистине проливаете бальзам на мои раны! Мы оказали ему кредит, и еще сегодня утром лекарь объявил нам, что, если господин Басс не заплатит ему, он возьмется за меня, ибо это я посылал за ним.

– Да разве Басс ранен?

– Не могу сказать вам.

– Как это не можете? Вы ведь должны быть лучше осведомлены о нем.

– Это верно, но в нашем положении мы не говорим всего, что знаем, особенно если нас предупредили, что за язык мы можем поплатиться ушами.

– Ну а могу я видеть его?

– Разумеется. Поднимитесь по лестнице на второй этаж и постучитесь в номер первый. Только предупредите, что это вы.

– Предупредить, что это я?

– Не то с вами может случиться несчастье.

– Какое же это несчастье может, по-вашему, со мной случиться?

– Господин Басс может принять вас за кого-нибудь из моих домочадцев и в порыве гнева проткнуть вас или прострелить голову.

– Что же это вы ему сделали?

– Попросили у него денег.

– Ах, торпеду в сопло, теперь понимаю! Это такая просьба, которую Басс встречает очень дурно, когда он не при деньгах, но, насколько мне известно, деньги у него есть.

– Вот и мы так думали. Так как наше заведение содержится в большом порядке и мы каждую неделю подводим итоги, мы и подали ему счет в конце недели, но, должно быть, попали в неудачную минуту, потому что не успели мы заикнуться о деньгах, как он послал нас далеко. Правда, накануне он играл…

– Он играл! – покачал головой Дартин. – С кем же?

– О, господи, кто его знает! С каким-то господином, которому он предложил партию.

– В этом все дело. Бедняга, как видно, всё проиграл.

– Вплоть до своего лайтфлая, потому что, когда незнакомец собрался уезжать, мы заметили, что его слуга забирает флайт господина Басс. Мы указали ему на это, и он ответил, что мы суемся не в свое дело и что флайт принадлежит ему. Мы сейчас же предупредили господина Басс, но и он сказал, что мы низкие люди, если сомневаемся в слове дворянина, и что если тот говорит, что флайт принадлежит ему, значит, так оно и есть…

– Узнаю! – пробормотал Дартин.

– Тогда, – продолжал хозяин, – я ответил ему, что так как, по всей видимости, нам не суждено столковаться друг с другом насчет платежа, я надеюсь, что он, по крайней мере, будет так любезен и перейдет к моему собрату, хозяину другого отеля. Однако господин Басс объявил, что мой лучше и он желает остаться здесь. Этот ответ был слишком лестен, чтобы я мог настаивать. Поэтому ограничился тем, что попросил его освободить занимаемую комнату, лучшую в гостинице, и удовольствоваться хорошенькой комнаткой на четвертом этаже. Но на это господин ответил, что он с минуты на минуту ждет свою любовницу, одну из самых придворных дам, и, следовательно, я должен понять, что даже та комната, которую он удостаивает своим присутствием, слишком убога для той особы. Однако же, вполне признавая справедливость его слов, я все же счёл себя вынужденным настаивать. Тут, даже не дав себе труда вступить со мною в переговоры, он вынул рельсовик, положил его на столик и объявил, что при первом же слове, которое будет ему сказано о переезде куда бы то ни было, он размозжит череп всякому, кто будет иметь неосторожность вмешаться в его дела. Поэтому, с тех самых пор никто, кроме его слуги, и не входит к нему.

– Так Роберт здесь?