«Грейхаунд», или Добрый пастырь

Сев, он сразу понял, как сильно ему нужно в гальюн, а одна уступка своим слабостям потянула за собой другие. Он хотел кофе – много-много обжигающе горячего кофе. Вливать в горло кофейник за кофейником. Однако они быстро сближались с контактом – из-за малой дистанции локатор его уже не слышал. Счет шел на секунды. Краузе вновь принудил усталый мозг соображать четко, угадывать следующее движение немца.

– Мистер Понд!

– Первый – пли. Второй – пли. Бомбометы – пли.

Вновь подводные гром и молнии, вновь необходимость принимать быстрые решения, вновь команды о перекладке руля.

– Локатор докладывает, показания неразборчивы, сэр.

– Очень хорошо. Мистер Харбатт, примите управление.

– Есть, сэр.

Краузе надел красные очки и начал спускаться в гальюн. Ноги с трудом ступали по качающемуся трапу; на обратном пути пришлось подтягиваться руками за перила, чтобы хоть немного уменьшить нагрузку на ватные ступни.

За недолгую отлучку из рубки Краузе успел подумать о других задачах, помимо самой насущной – уничтожить подлодку, за которой они сейчас охотятся. Он отдал приказ с верхней ступеньки трапа и услышал результат по громкой связи, когда входил в рубку.

– Внимание. Внимание. В эту вахту не будет боевой тревоги по расписанию. Если не возникнет чрезвычайная ситуация, у подвахтенных будут для отдыха полных четыре часа.

Краузе порадовался, что вспомнил об этом и принял такое решение. Он был в контакте с врагом весь день и почти все это время прекрасно обходился без боевой тревоги. Незачем лишать людей сна на рассвете, когда корабль и без того действует как отлаженный механизм. Боеготовность номер два – сама по себе тяжелое испытание. На «Килинг» установили дополнительные орудия и приборы. Их обслугу пришлось втискивать в имеющиеся жилые помещения, где и прежде-то было тесно, и все равно обученных специалистов для трех вахт по боеготовности номер два не хватало; а если бы они и нашлись, Краузе не знал бы, где им спать и как их кормить. Недостаток обученных специалистов вынудил его разделить команду на четыре отделения и установить порядок, согласно которому при боеготовности номер два они несли вахту через вахту. Ему не хотелось перегружать их без крайней нужды, хотелось дать им столько отдыха, сколько возможно. С офицерами положение было чуть лучше. По большей части они после четырехчасовой вахты отдыхали по восемь часов, но даже их желательно было избавить от лишней боевой тревоги.

Решение заняло у Краузе все время спуска и подъема по трапу; вернувшись в рубку, он был готов вновь приступить к насущной задаче и, снимая красные очки, как бы символически перенес внимание с корабля за его пределы.

– Локатор докладывает нечеткий контакт, дистанция неопределенная, пеленг приблизительно два-три-один.

– Это первый контакт с моего ухода, мистер Харбатт?

– Да, сэр.

– Где «Виктор»?

Харбатт сказал где. За три минуты ситуация медленно развивалась по стандартному сценарию.

– Я принимаю управление, мистер Харбатт.

– Есть, сэр.

– Право на борт. Курс один-шесть-два.

– Есть право на борт. Курс один-шесть-два.

И вновь он ведет охоту.

– На румбе один-шесть-два, сэр.

– Орел – Джорджу. Иду на сближение курсом девять-семь.

– Очень хорошо.

Эта конкретная охота шла уже три часа. Они не уничтожили подлодку, но, по крайней мере, не дали ей атаковать, оттеснили ее с пути конвоя к флангу. Три часа – не такое уж долгое время; британцы однажды преследовали одну подлодку более суток. И все это время немец расходует аккумуляторы, идя на шести узлах, вместо того чтобы ползти на трех или висеть без движения. Воздуха должно быть еще много, но командир подлодки наверняка уже тревожится за батареи, даже если при первом контакте она только что всплыла и в бой вступила с полными воздушными баллонами и полностью заряженными аккумуляторами (а так оно, скорее всего, и было).