Грейс Келли. Жизнь, рассказанная ею самой

Для родителей главными были два «недостатка» Дона – то, что он режиссер, то есть представитель никчемной профессии сродни дяде Джорджу, а главное – он еврей, пусть и изменивший имя. Даже если бы ради меня Дон стал католиком, это не помогло бы. Но никакого разговора о католичестве, и даже нашем возможном браке не состоялось.

Папа не мог простить своей непокорной дочери выбора ненавистной ему профессии, самостоятельной жизни в Нью-Йорке и самостоятельного выбора жениха, а потому Дона не ждало в нашем доме ничего хорошего. Келли решили продемонстрировать Ричардсону разницу между актеришкой и спортсменами. Для наглядности были приглашены три приятеля Келла из тех, у которых мышц в десятки раз больше, чем ума.

При желании Дон запросто мог уничтожить всех своим интеллектом, потому что знал много больше всех Келли и пришедших приятелей Келла, вместе взятых. Но кто бы ему позволил?

За ужином разговор шел только о евреях: анекдоты о евреях, еврейский вопрос, рассуждения, что евреи и коммунисты – почти одно и то же, а потому всех надо сразу к стенке, что только из-за вот таких – евреев и коммунистов – в Америке и был кризис до войны, а теперь столько проблем после… Дон старательно делал вид, что не замечает откровенных оскорблений. Что он мог сказать? Что тоже еврей? Немедленно последовал бы вопрос: почему тогда имя такое? Признаваться, почему сменил имя? И того хуже, значит, трус?

Я не знала, как быть, хотелось встать и крикнуть:

– Что вы делаете?!

Но, вернувшись домой, я снова стала «слабачкой» Грейси, которой непозволительно раскрывать рот, если ее не спрашивают. Как я ненавидела себя в те дни! Презирала, злилась на свою нерешительность, на неспособность отстоять свою любовь.

Если бы все это родители высказали мне еще в Нью-Йорке или до того, как приехал Дон, я смогла бы ответить, а теперь… Понимание, что стоит открыть рот, как буду окриком посажена на место, сковывало не только язык, но и волю вообще. Келли демонстрировали, что, даже став актрисой, я не сделалась самостоятельной. Учеба в Нью-Йорке – всего лишь блажь и временная отдушина. Мне позволили поиграть в самостоятельную девочку, однако из этого вовсе не следовало, что я таковой стала.

– Как успехи нашей Грейси в театре? Каковы перспективы? – Ма Келли изображала из себя заботливую родительницу и светскую даму.

Ма, Пегги, Лизанна и я с Доном сидели в одном конце стола, а папа с Келлом и его друзьями в другом. Из этого следовало, что Дона не считают достойным принадлежать обществу мужчин Келли. Глядя на возлюбленного, я прекрасно понимала, как ему хочется поскорей вернуться в Нью-Йорк. Известный режиссер и наставник подвергался унижению каких-то филадельфийских спортсменов. Он терпел все только из-за меня.

– Миссис Келли, ваша дочь станет кинозвездой. У Грейс не театральное, а кинематографическое будущее.

Казалось, любые родители должны бы ухватиться за такую лестную характеристику, ведь Ричардсон говорил о возможной звездной карьере их дочери.

Любые, но не Келли. Мама подавилась куском, ей даже пришлось выпить воды, чтобы прийти в себя. Папа, решив, что Дон нахамил, поинтересовался, в чем дело.

– Наш гость говорит, что Грейси станет кинозвездой.

– Не волнуйся, она скоро образумится, – голос Джека Келли никогда не был слабым…

Стены дома вздрогнули от смеха. Смеялись все: папа, мама, Келл с приятелями, Пегги с мужем, даже Лизанна. Не смеялись только мы с Доном.

Я ненавидела себя в тот момент. Позже Ричардсон говорил, что так же ненавидел себя. Папа прав, мы действительно показались слабаками, потому что следовало просто встать и покинуть этот дом если не навсегда, то надолго.

Но мы с Доном сидели, я – вжавшись в свой стул и стараясь стать как можно незаметней, а он – молча опустив глаза в тарелку. Келли продемонстрировали свою силу и власть надо мной.

Хуже всего, что под эту власть попал и Ричардсон, я вдруг отчетливо поняла, что он не может противостоять Келли. Он, умный, талантливый, взрослый, уже достигший немалого в своей профессии, режиссер, чьи спектакли шли на Бродвее, терпеливо сносил глумление тупиц из колледжа, вся ценность которых состояла в накачанных мышцах. Приятели Келла хохотали над папиными словами, не задумываясь, подозреваю, что они не знали, кто такой Дон Ричардсон, кроме разве его национальности. Эти рослые тупицы не стоили и ногтя Ричардсона, однако им позволили обнажить зубы в смехе, и они пользовались этим.

– Грейси, покажи своему приятелю наши награды, пусть поймет, чем занимаются настоящие мужчины.

– Настоящие мужчины в том числе делают кино и ставят спектакли, мистер Келли. Кстати, получая за это немалые деньги.

Умница Дон уже понял, чем можно взять папу. Но он зря надеялся, что остается для Джека Келли уравнением с неизвестными. Папа не знал только о неоформленном разводе, остальное было известно.

– Да? – в голосе Келли прозвучала насмешливая заинтересованность. – Ваши заработки позволяют вам купить особняк или роскошную квартиру?