Грейс Келли. Жизнь, рассказанная ею самой

Проглотили и то, что я не пригласила на премьеру. Сгладила углы мама. Теперь я понимаю, что во время этих конфликтов ей приходилось нелегко, она пыталась влиять на папу и при этом налаживать отношения со мной. Я держалась гордо и послушно, в конце концов, я актриса, а потому должна и буду играть покорность до определенного момента.

Я обманывала сама себя, ничего я не играла, а действительно была покорной. Дон злился, когда я категорически отказывалась обсуждать с кем бы то ни было свою семью. Келли можно только восхищаться, никто не имел (и не имеет) права осуждать Келли и принципы их жизни! Отец многого добился в жизни сам, мама тоже, и Келл… А что у Пегги и Лизанны не получилось, это не значит, что принципы жизни Келли неверны.

Моя покорность и боязнь возразить родителям хоть словом еще не раз ставили меня в трудное положение, но это ничего не изменило, я по-прежнему люблю отца, хотя его давно нет с нами. И по-прежнему считаю Джека Келли выдающимся американцем. И никому не позволяю в этом усомниться.

А то, что он сначала не обращал на меня внимания, а потом портил мне жизнь, так ведь получилось, что поступал правильно.

Если бы в семье от нас не требовали прекрасной физической формы, постоянных занятий спортом, разве я стала бы стройной и подтянутой? Нет, превратилась бы в толстушку. Разве без отцовского воспитания стала бы настойчивой, упорной в достижении своей цели, устойчивой к любым невзгодам, научилась преодолевать любые трудности?

В конце концов, если бы родители не «отшивали» одного за другим моих поклонников, я давно была бы замужем, родила детей и имела совсем другую судьбу. Сейчас мне кажется, что руками моих родителей Судьба готовила меня к роли принцессы Монако и супруги Ренье.

Келли переступили через свою гордость, ни словом не укорили меня за то, что не пригласила на премьеру (думаю, мама сказала, что пригласила), и приехали сами. Не просто приехали, папа привез с собой множество знакомых, чтобы полюбовались, что и средняя, никчемная «слабачка» Грейс добилась хоть каких-то успехов.

На большой фотографии, какие театр делал для всех актеров, под моим именем обо мне ничего не написано, кроме того, что я выпускница Академии драматического искусства этого года, зато о папе, Келле и дяде Джордже расписано подробно. Папа простил даже упоминание дяди Джорджа, тем более мы играли его пьесу «Факелоносцы», и гордился собственным именем на афише.

Раньше я переживала бы, получалось, что снова в стороне, просто приложение к своей семье, мои успехи только оттеняют успехи старших. Но теперь это не играло для меня никакой роли! Я на сцене, а то, сидят ли в первом ряду мои родственники, не столь важно, главное – роль.

Джек Келли мог гордиться своей никчемной дочерью – мою игру приняли хорошо, хвалили критики, хотя фурора ни пьеса, ни наши старания не произвели. Но для первого профессионального выступления получилось прекрасно.

Дядя Джордж, попросивший своего приятеля Ганта Гейтера, продюсера, посмотреть спектакль и сказать, действительно ли я могу быть актрисой, видно, тоже получил хороший отзыв и был счастлив, что племянница начинает артистическую карьеру с роли в его пьесе. Флоренс Маккрикет мне удалась. Можно бы и лучше, но времени на репетиции выделялось очень мало, все же театр летний, труппа существовала тоже только летом.

Мной гордились, но никто не знал, как быть дальше.

– Мама, мне предложили роль в спектакле «Отец» по Стриндбергу.

– Снова в Нью-Хоуне?

– Нет, ставит Реймонд Мэсси, он сам будет играть роль отца, а мне предложил дочь. Обкатывается спектакль в Бостоне, а в ноябре переводится на Бродвей.

Мама обомлела.

– На Бродвей?! Грейси, я не ослышалась?

– Нет. Повторяю: Реймонд Мэсси выбрал меня на роль дочери в спектакле по Стриндбергу «Отец», в котором сам намерен играть отца. Такие предложения дважды не делаются.

Последнее мама понимала и без меня. Одно дело – хвастать перед знакомыми и родственниками тем, что дочь хорошо играла на сцене летнего театра, но совсем другое – в разговоре небрежно упомянуть, что меня пригласили на Бродвей.

Она помчалась к отцу. О чем там говорили, не знаю, понимаю, что обсуждался вопрос, как быть с моими отношениями с Доном и где мне жить. «Совершенно надежной Барбизонке» мама больше не доверяла, отпускать меня на съемную квартиру не рисковала, но и переезжать в Нью-Йорк, чтобы жить со мной, тоже не могла. В конце концов, это нелепо – держать на привязи взрослую дочь.

Я думаю, что маму меньше волновали мои собственные чувства и куда больше то, что скажут люди, если узнают, что меня нужно контролировать и в таком возрасте. Сразу пойдут сплетни, что я дурно себя веду.

Отец принял соломоново решение – выделить мне квартиру в новом доме «Манхэттен-Хаус», который заканчивали строить несколько фирм, объединившись. Папины «Каменщики Келли» входили в это содружество, а потому он имел возможность подарить дочери квартиру.

– Мой подарок тебе на двадцатилетие. А мама займется обстановкой.