Из вопроса следовало, что Келли знают о месте жительства Ричардсона. Честно говоря, оно мне тоже не слишком нравилось, потому что Дон жил в том самом районе, куда мы ходили подглядывать за отбросами общества, в маленькой холодной комнате в доме, который никак не мог показаться достойным. Правда, самого Ричардсона это волновало мало.
– Позволят, я обязательно куплю, когда появится необходимость, – спокойно кивнул Дон.
Это не смутило папу, он фыркнул:
– А пока вы живете в хорошей гостинице? Или снимаете квартиру?
– Снимаю. Но бывает необходимость ради роли или режиссерской работы пожить и в неблагополучном районе.
– Джентльмен не должен жить в неблагополучном районе никогда! – загромыхал папа.
Я уже не помню, почему прекратился этот разговор, но спокойствие Дона и его умение отреагировать на неприятные вопросы мне очень понравились. Вдруг показалось, что могу спрятаться за его спиной от родительского гнева.
Многочисленные кубки на фоне черного бархата и фотографии спортивных фигур моих родственников Ричардсон разглядывал без особого восторга. Правда, один вопрос все же задал:
– Грейс, а где твои фотографии? Разве ты не присылала рекламные снимки или фотографии ролей? Там были очень удачные, ты безумно фотогенична.
Ричардсон прекрасно понимал, что кто-то из Келли все слышит, и говорил нарочно громко. Я промямлила что-то невразумительное. Что я могла ответить – что меня с детства не замечают в собственной семье, что мои успехи, какими бы ни были, успехами не считаются?
– Но здесь только спортивные…
– Почему же? – Дон ткнул пальцем в фотографии мамы на обложке журнала «Сельский джентльмен».
По моему затравленному взгляду и невнятному бормотанию он, конечно, все прекрасно понял и несколько неуклюже пытался дать понять Келли, что они не правы, что пора бы заметить и мои успехи. Помогло мало.
На наше счастье (или несчастье?) – мы отправились к дяде Джорджу. Вот где отдохнули душой! Дядя Джордж с Доном быстро нашли общих знакомых, общие интересы, даже воспоминания, им было интересно, и оба считали, что я непременно буду кинозвездой. Правда, дядя Джордж оговорился:
– Если не помешает Джек Келли. Не обращайте на него внимания. Если любите друг друга – женитесь. Никуда Келли не денутся, примут вас как есть. И не стоит их бояться. Если бы я боялся Большого Келли, то стал бы, как твой отец, спортсменом или строителем и просто завял бы. А я драматург и был актером, чем весьма горжусь.
Казалось, все будет хорошо, в семье Келли мы нашли поддержку, рядом с дядей Джорджем вдруг стало так спокойно и весело, что мы даже забыли о времени.
Однако радоваться было рано.
Дома нас встретило не просто молчание, оно было предгрозовым!
– Грейси, немедленно иди к себе!
Сказать, что Ма Келли возмущена, значит не сказать ничего. Она распространяла вокруг себя волны черной ярости. Что могло произойти в те часы, что мы провели у дяди Джорджа? Чувствуя, что если не подчинюсь, то просто получу тапкой по лицу (в детстве бывало и такое), я робко взглянула на Дона и отправилась к себе.
И снова мой возлюбленный не заступился, не принял удар на себя. Он только с сожалением наблюдал, как я поднимаюсь по лестнице. Если честно, я почувствовала себя такой незащищенной!.. Одна против всех Келли, дядя Джордж далеко и больше не заступится, а Дон подчинился.
Оказалось, что мама, не смущаясь неприличностью поступка, попросту перерыла вещи Дона, обнаружила там письмо от адвоката о разводе и упаковку презервативов. Что в этом страшного, неясно. Но Келли даже не удосужились прояснить ситуацию, потребовав, чтобы Ричардсон покинул дом немедленно!
Он уехал, и я осталась одна. Не просто осталась, меня посадили под домашний арест. Это действительно был арест, потому что я не могла выйти из дома, в Нью-Йорк мы съездили вместе с мамой, чтобы только забрать вещи, меня даже на выпускной не пустили и позвонить никому не позволили. Мало того, родители моих однокурсниц были поставлены в известность о неподобающем поведении Грейс Келли и преподавателя Дона Ричардсона! Им показалось мало унизить Дона, запереть меня, понадобилось еще и ославить на всю Академию.
Убедившись, что Дон покинул наш дом, меня вызвали для серьезного разговора.
– Как ты могла так обмануть наше доверие?! Тайком встречаться с человеком гораздо старше себя и к тому же актером!..
Но главный вопрос: не выскочила ли я тайком замуж за Ричардсона?
– Как я могла тайком выйти за него замуж, если вы сами мне показываете письмо о пока не состоявшемся разводе?
Родителей прорвало. Отец кричал так, что звенели стекла, мама пыталась более спокойным тоном выяснить, что же могло меня привлечь в еврее.
Попытка поинтересоваться, чем еврей Дон хуже ирландца Келла, вызвала новую бурю возмущения.
– Келл американец!
– Дон тоже.
– Он еврей, и этим все сказано!
Коммунистов и евреев отец не переносил на дух.
Меня не просто довели до слез, это была настоящая истерика. Я рыдала несколько часов.