Грейте ладони звездами

Мы оба улыбаемся, и я знаю, что ему также легко и хорошо со мной, как и мне с ним в этот самый момент... Мне неожиданно хочется протянуть руку и потрепать его, например, за плечо, мол, ничего, парень, все в порядке. Хочу сказать ему, как рада, снова видеть прежнего улыбающегося Ника, но он опережает меня такими словами:

Как приятно снова видеть твою улыбку, Джессика. Мне ее, действительно, не хватало...

Немного смутившись, я отвечаю:

Поверь, я только что думала о том же, только в отношении тебя.

Мы какое-то время просто молча смотрим друг на друга и прихлебываем чай  с тортом, и молчание это уютное, согревающее, которое как бы само по себе общение, даже в большей степени, чем слова.

Надолго ли приехал твой отец? – наконец интересуюсь я. Моника сегодня раз сто спрашивала меня об этом, но мне не у кого было навести справки... До этого момента.

Завтра утром его уже не будет... можешь облегченно выдохнуть. Я не обижусь! – посмеивается мой собеседник. – Ты же знаешь, он человек занятой, один свободный день в его плотном графике, это уже почти как незаслуженная милость...

Это ваша первая встреча после твоего возвращения?

Нет, мы уже виделись в Мюнхене, когда я только прилетел, – отвечает Доминик. – А это был, так сказать, официальный визит... к тому же отец не оставляет мечту перетянуть меня назад в Мюнхен. Ванессе эта идея очень даже нравится...

А тебе? – быстро любопытствую я, вдруг пугаясь мысли о доме на Штайнплаттенштрассе без Доминика. Хотя мы почти и не видимся с ним там...

Мне нравится работать с Михаэлем, – отвечает тот просто. – Он хороший человек.

Мы оба молчим, понимая, что скрывается за этими слова Доминика, и я незаметно выдыхаю от облегчения.

Я рада, что ты не похож на своего отца, – констатирую я с улыбкой.

Ник посмеивается, глядя на меня насмешливыми глазами:

Но к тому у меня были все предпосылки, согласись? –  он с улыбкой делает глоток чая из чашки. – Помнится, ты постоянно меня за это высмеивала...

Я мгновенно понимаю, о чем он говорит и вторю ему с той же насмешливостью в голосе:

О да, Доминик Шрайбер, помнится до женского пола ты был тоже большой охотник...

Скорее это женский пол был склонен охотиться на меня! – парирует он мгновенно.

Боже, какое самомнение! – со стоном откидываюсь на спинку стула и даже прикрываю глаза рукою. – А ты уверен, что все-таки не похож на своего отца? Такое самомнение враз не изжить.

Я бы сказал, что мне помогли с ним справиться, – неожиданно серьезным голосом произносит молодой человек, и мне чудится в его словах скрытая многозначительность. Это ведь не может быть тем, о чем я сейчас подумала? Но любопытствовать, не я ли стала тем фактором, что так радикально изменил Доминика, было бы еще более самонадеянно, чем даже утверждать свою мужскую неотразимость... Поэтому я задаю совсем другой вопрос:

Почему ты так странно вел себя при наших первых встречах? Мне даже казалось, что ты не переносишь одного моего вида...

Что-то вспышкой проносится в глубине его голубых глаз, но говорит он явно не то, о чем сейчас думает:

Просто глупая блажь, давай забудем об этом, хорошо?

Я согласна киваю, хотя мы оба понимаем, что «глупая блажь» тут вовсе не при чем. Просто есть такое понятие, как тактичность... и мы ей молча уступаем.

Расскажи что-нибудь о своей жизни в Японии, – прошу я наконец. – Уверена, у тебя накопилось много забавных историй!

Доминик смотрит на меня долгим, нечитаемым взглядом.

Извини, Джессика, но я не очень люблю вспоминать то время, – удивляет меня он.

Все было настолько плохо?!

Да нет, Япония и японцы мне даже понравились, просто... я...  Почему бы тебе самой не рассказать мне о вашей жизни здесь в эти три прошедших года... Буду рад любому рассказу.

Ник, который не хочет рассказывать, а готов слушать – это что-то новенькое для меня, обычно это он развлекал нас своими веселыми байками. К тому же что могу рассказать ему я: все, что было до трагедии с Юргеном, словно исстерлось из моей памяти, а говорить о грустном я не хочу.

Даже не знаю, что я могла бы тебе рассказать, – тяну я задумчиво. – Мы жили простой обывательской жизнью с ее мелкими заботами и волнениями, ничего сверхъестественного, если подумать...

На самом деле я немного знаю об этом, – пожимает плечами Доминик. – Пауль оказался ответственным корреспондентом  и с завидной регулярностью слал мне эмейлы с рассказами о вашей жизни... твое имя частенько в них фигурировало...

Я неверяще мотаю головой, посколько ни о чем таком даже не догадывалась.

Пауль никогда мне не говорил, что пишет тебе о нас, – говорю я Доминику.

Он писал обо всех в целом, – улыбается он в ответ, – но ведь ты дружишь с мамой, так что, сама понимаешь, многие истории неразрывно связаны с вами обеими. Например, – еще одна незабываемая улыбка, – я знаю, как вы ходили в поход вдоль Дунайского разлома и мама...

… Получила растяжение стопы на ровном месте?

Да, именно так, а тебе пришлось тащить ее рюкзак,  в котором после обнаружились женские журналы и целая коллекция противомаскитных спреев.