Грейвел

Алекс не была уверена почему, но ее пульс начал ускоряться, чувствуя, что все, чем он собирался поделиться, повлияет на нее несколькими способами.

Указав ей следовать за собой, Кайден начал медленно прогуливаться по краю двора, рассказывая:

— Когда мне было три года, я заболел. Действительно заболел. Достаточно, чтобы моим родителям пришлось привезти меня сюда на лечение. — Он заглянул глубже в заброшенное место, увидев гораздо больше, чем когда-либо могла увидеть Алекс. — Они диагностировали у меня заринную оспу, распространенное заболевание, особенно у детей. При правильном приеме лекарств обычное время восстановления составляет менее двух недель. Но болезнь то приходила, то уходила, и, если уж на то пошло, мне становилось только хуже.

Он пнул большой камень и продолжил:

— Прошел месяц без каких-либо улучшений, а затем внезапно у меня поднялась температура настолько сильно, что я рисковал получить повреждение мозга… или что-то похуже. Ни одно из обычных лекарств не помогало, так что все, что они могли сделать, это ждать и смотреть, выкарабкаюсь ли я. — Он сглотнул. — Мои родители никогда не оставляли меня. Тетя Ниша заботилась о Джире, они оба навещали ее так часто, как только могли. Но даже зная, что моя семья была со мной, я помню, как мне было так страшно. Усталость. Слабость.

Алекс слышала это в его голосе. Через что бы он ни прошел, воспоминания об этом все еще мучили его.

— Моя лихорадка бушевала в течение четырех дней, прежде чем она начала спадать. Все это время я был в бреду, а когда, наконец, пришел в себя, врачи были поражены тем, что я выжил без каких-либо необратимых повреждений. Они назвали меня чудо-ребенком.

Губы Кайдена изогнулись в улыбке, но в его глазах была тьма, которая сжала сердце Алекс.

Внезапно он изменил направление, их, казалось бы, бесцельная прогулка стала целенаправленной, когда он повел ее в дальний конец двора. Они перешагнули и обогнули еще несколько осыпавшихся каменных плит, прежде чем отважиться покинуть руины и углубиться в подступающий лес.

— Название не осталось со мной надолго, — продолжил Кайден, — потому что довольно скоро другие люди начали болеть. По их словам, локализованная вспышка заринной оспы, штамма, который был устойчив к лечению, в результате чего те, кто подхватил его, боролись с болезнью без посторонней помощи.

Он поднял несколько веток, чтобы Алекс могла нырнуть под них, ее внимание было приковано к нему и истории, которой он делился.

— Я был слишком мал, чтобы понять, что происходит; все, что я знал, это то, что моя семья больше не навещала меня, хотя я шел на поправку. В то время мои родители оба служили в армии. Мама была Надзирателем, папа — генералом, так что прошло несколько дней, прежде чем я узнал, что они не просто вернулись к работе, а стали пациентами.

Кайден проверил, комфортно ли Алекс идти по густеющему лесу, прежде чем продолжил:

— Дети пострадали меньше всего, большинство из них прошли через то же, что и я. Но взрослые… — Напряженная пауза. — Это была совсем другая история.

Затем они вышли на небольшую поляну, бесформенный участок земли между деревьями. Алекс оглядела слишком неподвижное тело Кайдена, ее взгляд остановился на том, что виднелось среди травы. Ей потребовалось мгновение, чтобы понять, чтобы все части сложились воедино, и когда это произошло, она отступила на шаг, подняв руку, чтобы подавить вздох.

…Потому что прямо там, в угасающем пятнистом солнечном свете, стояли два бледных надгробия, их вырезанные надписи точно говорили ей, кому они принадлежали.

— Мои родители были одними из первых, кто умер, — тихо сказал Кайден, глядя на их могилы. — Но они были не последними. — Его затравленный взгляд переместился на Алекс. — Я был нулевым пациентом при самой страшной вспышке заринной оспы в известной истории. Это было так плохо, что, в конце концов, они не просто закрыли больницу на карантин, а бросили ее. И несмотря на то, что я знаю, что ни в чем из этого не было моей вины, я все равно буду носить это с собой до конца своей жизни… знание того, что мои родители мертвы… из-за меня.

— Кайден, — выдохнула Алекс. Она потянулась к его руке, но понятия не имела, что могла бы сказать.

Он посмотрел прямо на нее, позволяя увидеть его боль. Этого было достаточно, чтобы слезы навернулись ей на глаза, зная, через что он прошел, зная, какую вину он испытывал за то, что не мог контролировать. Это было то, что она поняла для себя, хотя и совершенно по-другому.

— Мне так жаль, — прошептала она, зная, что этого недостаточно, но понимая это каждой клеточкой своего существа.

Он глубоко вдохнул, эмоции на его лице медленно растворились во что-то более спокойное, что-то более близкое к тому, как он обычно выглядел, но все еще сохраняющее это чувство открытости.

— У меня было много времени, чтобы смириться с этим, — продолжил он. — Я до сих пор не знаю, почему выжил, когда так многие другие нет. Но с помощью тети Ниши я научился принимать тот факт, что ничего не мог сделать. Я был просто ребенком, который заболел… никто не мог знать, к чему это приведет.