Грех

При виде подобной смеси Рите всегда приходили на ум не такие уж давние события в Париже и величайший погром, совершенный арабами. Которым, мало того, что позволили жить во Франции, да так, что самих французов уже было трудно встретить на улице без окружения шоколадных мальчиков и девочек, так они еще и начали качать какие-то права.

Полиция, скорая помощь, спасатели.

Довольно шустро разрушенное здание оцепили, осветили. А вскоре начали прибывать пожарные машины. Затем притащили огромный подъемный кран.

Как пояснили Рите, к которой снизошли, как к участнице произошедшей трагедии, обломки следовало поднимать очень медленно и осторожно, чтобы здание не рухнуло полностью.

Точнее, не рухнуло то, что может упасть еще ниже. И не погребло под собой тех, кто, может быть, выжил.

Также пригласили экспертов, чтобы определить причину, отчего рухнуло здание. Так внезапно.

И, конечно же, прибыли репортеры. Многие знали Риту, некоторых знала она, другие интересовались ею исключительно, как свидетелем происшествия.

Но она никаких комментариев не давала, так как не чувствовала для этого ни желания, ни сил.

Риту за ночь даже несколько раз допросили. Кажется, твердолобые полицейские уверились, что она не имеет никакого отношения к происходящему, только лишь из-за того, что под обломками очутилась ее мать. Да и то, уверились не до конца, что она хоть как-то к этому не приложила руку. Например, ради сенсации.

В общем-то, она была слишком уставшей и измученной, чтобы адекватно реагировать на обвинения. К тому же, как скандальная журналистка, Рита уже привыкла к грязи. Правда, оказалось, что когда грязь льют прямо на тебя, ощущение совершенно другое. Довольно экстремальное. И очень тяжело к этому относиться равнодушно и абстрагироваться.

Ее порезы залечили, хотя в глубине души у Риты бился в мозгу страх, что она может получить заражение крови и умереть. Но она старалась про это не думать.

Перемежая кофе с успокоительным, которым ее щедро поили в больничной палате, Рита пыталась жить дальше. Получалось как-то плохо. Словно все события ее жизни вдруг отошли на задний план. В чем-то это было даже хорошо, потому что страх перед Джоном Вэйдом и воспоминания о далеком изнасиловании стали не такими яркими. Скорее всего, по контрасту.

И все же полностью избавиться от травм прошлого ей не удалось. Так как новые травмы – это отнюдь не возможность залечить старые. А лишь добавить еще одну – острую боль – к более приглушенным, уже почти забытым страданиям.

«Я выдержу! Я это переживу!» – вновь и вновь твердила она самой себе, неловко кутаясь в больничное одеяло своей одиночной палаты.

Страховка, деньги – все играло свою роль. Она бы не пережила, если бы находилась в палате еще с кем-то. Устроила бы грандиозную истерику. Ей этого безумно хотелось. Хоть как-то выплеснуть свое отчаяние, свою боль. Но… Нельзя. Ибо это ее ослабит. А от этого станет хуже только ей.

Несмотря на успокоительное, она не могла заснуть. И постоянно выходила из палаты, покупая в аппарате горячий кофе.

Стоило ей закрыть глаза, как она видела собственную мать, погребенную под обломками. Еще живую, заживо похороненную, сдавленную обломками бетонных блоков.

Женщину, которая кричит, не в силах оттолкнуть самый страшный кошмар своей жизни, так как это кошмар – ужасная реальность.

И она тоже кричала и вскакивала, ощущая на своей груди жуткую тяжесть каменной плиты, чувствуя, что задыхается.

Когда же ей все-таки удалось уснуть, то пробуждение было отвратительным.

Рядом с ее больничной койкой на стуле, стоявшим почти вплотную к изголовью кровати, сидел Джон Вэйд.

Он выглядел похожим на призрак – осунувшийся, с темными тенями под глазами и небрежно причесанный. Пожалуй, его торчащие в разные стороны черные волосы можно было смело сравнить со старым веником… или прической Гарри Джонсона.

– Привет, – он улыбнулся, увидев ее напряженный взгляд. Кажется, ему понравилось затравленное выражение бледного лица. – Как ты?

– Ужасно… А что случилось? – промямлила она, чувствуя, как режет глаза яркое солнце из ближайшего окна.

Его бровь вопросительно поднялась.

– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался он, лениво потягиваясь.

Она заметила, что, несмотря ни на что, он был, как всегда, элегантен в черном костюме, несмотря на небрежно расстегнутую рубашку и распахнутый пиджак.

Рита невольно отметила, что при ярком свете дня его красота казалась практически неземной, нечеловеческой. Словно рядом с ней стоял робот из какого-нибудь фантастического фильма.

Красивый и беспощадный. Холодный, как айсберг.

Впервые ей стало интересно, что таится за ледяной маской его лица. И есть ли там вообще хоть что-то…

– Что такое? – его брови иронично приподнялись, а красиво вырезанные губы искривились. – Я забыл побриться?

– Н-нет, – пролепетала она.

– Так что ты имела в виду своим странным вопросом? Это я должен спрашивать у тебя, что именно случилось. Он развел руками. – Все-таки это ты у нас в курсе событий, а не я.