Грех боярышни, или Выйду замуж за иностранца

Тут Варя поймала устремленный на нее взгляд валявшегося на полу человека. Взгляд этот был полон ужаса и надежды. Простоватый на вид мужичонка явно понял и прозвучавшие угрозы и то, что она за него заступается. Сие было весьма любопытно, ведь разговор-то шел на немецком, понятом всем присутствующим. Тем временем онемевший от возмущения Алешка даже не нашелся, что ответить, вмешался Никита Андреевич:

- Дочка, не дерзи брату. Надо ведь узнать, зачем он вас подслушивал, что прознать хотел, какой враг его послал?

- Батюшка, если у вас на часок терпения хватит, я без всякой порки дознаюсь, кто он есть.

- Каким образом, леди? - в голосе Джеймса не было сомнения, одно только любопытство. Варя порадовалась его поддержке, ведь несмотря на приобретенный в доме тетки и на петровских ассамблеях гонор, ей и сейчас было куда как трудно набираться храбрости, чтобы возразить отцу или брату. Вековечные устои велели ей помалкивать, да и сама она до сих пор удивлялась, когда ей, девице, удавалось сказать что-то дельное в мужской беседе. Сейчас, ободренная, она продолжала:

- Мы об этом мужичонке уже много знаем. Одет по-купечески, а ведет себя как дворовой холоп и по-русски говорит также. При сем не только аглицкую, но и немецкую речь разумеет. Разумеешь, разумеешь, поздно глазки-то прятать, раньше надо было, - последние слова были обращены к заерзавшему пленнику, - Мне этого хватит, чтобы проведать остальное.

- Как это ты проведаешь? - возопил Алешка.

- А спрошу! - озорно улыбнулась Варя.

- У кого?

- Скажи-ка мне, братец, кто про холопа больше всех знает?

- Его барин, - ответствовал Алексей без тени сомнения. Варя посмотрела на него снисходительно, как взрослый глядит пусть на любимого, но очень глупого ребенка, вздохнула и произнесла:

- Женить тебя надо, а то ведь пропадешь! - и уже у дверей дала ответ на собственный вопрос, - Про холопа, Алешенька, лучше всего другие холопы знают.

- Так ведь ты сама говорила, что они разболтают, а теперь к ним же идешь вопросы задавать!

- Так ведь я соображаю, кого и о чем можно спрашивать, - уже выходя, Варя услышала урезонивающий голос Джеймса:

- Оставьте, Алексей, пусть делает как знает, ваша сестра весьма разумная дама.

Варя мрачновато усмехнулась. Надо же, признал за ней ум!

Около часа мужчины сидели в молчании. В доме по-прежнему царила тишина, только один раз они услыхали на лестнице тихий голос Вари, отдающей какие-то приказания. Алешка попытался было настоять на принятии своих мер к дознанию, но Джеймс коротко утихомирил его. Наконец, Варя вернулась. На губах ее играла довольная улыбка. Не обращая внимания на общее нетерпение, она солидно уселась на стул, расправила платье, благонравно сложила ручки на коленях и лишь тогда сказала:

- Звать его Ванькой, а прозвание интересное - Толмач. Говорят, наречий знает больше, чем пальцев на руках. Языкам учен по воле своего барина, и по его же воле знания сии скрывает. А барин у него - Лев Кириллович Нарышкин.

Общий вздох был ей ответом, Варя удовлетворенно опустила глаза.

- Значит ты, парень, для своего хозяина шпионишь, - скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Джеймс, - Что же Лев Кириллович так отчаянно желает знать?

Ванька продолжал угрюмо отмалчиваться, Джеймс присел рядом с ним:

- Давай-ка я тебе объясню, дружище, во что ты вляпался и что теперь с тобой будет, - голос Джеймса звучал тихо и задушевно, но от этой задушевности даже Варю продрал мороз по коже, а несчастный пленник сразу понял, что ничего хорошего его не ждет, - Кто ты такой, мы теперь знаем. Не хочешь говорить, что твой господин велел тебе выведать - не говори, дело твое. Только знай, есть твердое правило: если врагу что-нибудь надо, сделай так, чтобы это ему не досталось. Ты - тайное оружие Нарышкина, его преимущество, значит, следует его оставить без такого преимущества. Поэтому мы тебя сейчас прикончим, а труп зароем в подвалах, там тебя отыщут лишь трубы архангелов в день Страшного Суда.

Бедный Ванька вгляделся в спокойное лицо англичанина, вслушался в его размеренный голос и понял - пришла пора помирать. Но тут же его мучитель сам приоткрыл крохотную лазейку к спасению, так же равнодушно бросив:

- Если, конечно, ты не расскажешь нам что-нибудь такое, за что имело бы смысл подарить тебе жизнь.