Грех и чувствительность

Где-то далеко внизу под землей Люцифер смеялся над ним. Валентин чувствовал это, несмотря на то, что бренчание пианино заглушало любые доносящиеся из-под земли звуки.

— Ты не захочешь иметь меня проводником, Элинор. Я не слишком любезен.

— Мой опыт убеждает меня в обратном. Кому я еще могу довериться в таких вещах? Мистеру Кобб-Хардингу?

В этот раз маркиз был совершенно уверен, что слышит дьявольский смех.

— Грех и доверие — несовместимы. Один исключает другое.

Элинор снова неторопливо улыбнулась.

— Тогда почему же вы протестуете, милорд? — спросила она.

Прийти сюда было плохой идеей. Это было еще одно из «безопасных» мероприятий, обозначенных Мельбурном, но Валентин был не в состоянии сопротивляться соблазну увидеть Элинор. А сейчас она просит его научить ее грешить.

— Ты — сестра моего самого близкого друга, — проворчал он. — Я сомневаюсь, что он оценит мою помощь тебе в этом вопросе.

— Ты прав. Брат предпочел бы, чтобы я сидела в утренней гостиной и вышивала до тех пор, пока он не сможет найти мне какого-нибудь скучного, правильного супруга. Затем от меня будут ожидать, что я произведу на свет нескольких детей, надену чепец матроны и стану устраивать чаепития.

— Разве это не то, чего хотят все женщины?

Элинор выглядела так, словно мечтала ударить его.

— Я не могу говорить за всех женщин, но определенно это не то, чего хочу я. Это не все, чего я хочу.

— Ш-ш, — послышалось позади них.

Обычно Валентина не беспокоило, что он мог кому-то мешать, но этим вечером он был благодарен за то, что их прервали. Никогда прежде женщина так не притягивала его, и, уж точно, не девица на десять лет его моложе.

— Найди сначала мужа, — выпалил он, делая последнее усилие, чтобы не оказаться втянутым во все это, — и позволь ему научить тебя тому, что тебе нужно знать.

— Тому, что он сочтет нужным, чтобы я знала, — парировала девушка. — Мне хочется самой решать, что и как я желаю испытать.

Откуда, черт возьми, у нее такие мысли? Милая маленькая Элинор Гриффин определенно повзрослела, и совершенно не так, как он того ожидал.

— Может мы продолжим эту беседу позже? — предложил он, пытаясь выиграть немного времени, чтобы подумать. Его член уже решил, что хочет помочь, но на этот раз Валентин не прислушался к нему.

— Хорошо, — согласилась девушка.

— Отлично. А сейчас, кто там играет…

— Почему бы тебе не взять меня покататься в Гайд-парке завтра утром?

— Кто? Я?

Элинор улыбнулась.

— Ты уже признался, что встаешь до полудня. — Ее затянутые в перчатку пальцы осторожно погладили его рукав. — Пожалуйста, Деверилл! Валентин! Я не знаю, что еще придумать. И я не хочу совершить еще одну ошибку, как прошлой ночью.

Маркиз вздохнул, чтобы скрыть дрожь в своих мускулах.

— В одиннадцать. И возьми с собой проклятую компаньонку.

— Возьму. Спасибо тебе, спасибо, спасибо!

— Я бы придержал большинство благодарностей на более поздний срок. Я не сомневаюсь, что ты пожалеешь о том, что произнесла их.

— Я не пожалею.

Возможно, она и не пожалеет, а вот он точно это сделает. Ад и все дьяволы! Он уже сожалеет.

Маркиз заметил Шея Гриффина, который сидел на несколько рядов позади них. Судя по остекленевшему выражению его глаз, среднему брату Гриффинов выпал нелегкий жребий сопровождать Элинор. После того, что Валентин услышал от Закери об инциденте с лошадью, защита братьями своей сестры стала иметь гораздо больший смысл. А, учитывая то, что он сам непосредственно наблюдал прошлой ночью, Валентин был только рад, что она не протестует против присутствия Шея.

Что удивляло его больше всего, так это очевидное намерение Элинор игнорировать желания своей семьи и проложить свой собственный путь. Если бы она была мужчиной, то от нее ожидали бы этого. Но она определенно не была мужчиной. И по его опыту девицы обычно не бросают вызов тем, кто контролирует их деньги и их будущее; они интригуют и манипулируют исподтишка, в то же время внешне выглядя такими же довольными и послушными, как молочные коровы.

Первое отделение концерта закончилось, и Элинор извинилась, чтобы пойти поздравить леди Мэри Хаусен. Валентин посчитал это выступление в лучшем случае сносным, и этого, вместе с отвращением к беседам с краснеющими, запинающимися девственницами, было достаточно, чтобы убедить его остаться на месте.

— Самый крепкий напиток, какой подают здесь сегодня, это пунш, — заметил Шей, усаживаясь на опустевший стул Элинор. — Плохая музыка и трезвость: такая комбинация может вызвать аллергию.

Не говоря ни слова, Валентин сунул руку в карман и извлек флягу с виски. Он вручил ее собеседнику, наблюдая за хозяином и хозяйкой, пока Шей делал приличный глоток.

— Ты спас мне жизнь, — с чувством пробормотал средний из братьев Гриффин, возвращая флягу.

Валентин и сам сделал глоток, перед тем, как закрутить крышку и опустить флягу обратно в свой карман.

— Это немного притупляет боль.