Грех и чувствительность

— Ваша похвала меня несколько смущает. Придется мне совершить какой-нибудь гнусный поступок, чтобы убедить вас, что я очень далек от совершенства.

Она рассмеялась, и звук ее смеха было удивительно приятно слышать.

— Только не сегодня, если не возражаете.

— Ладно. Тогда в другой раз.

Элинор замолчала, и он оставил ее в покое. Заявление о том, что она желает пойти купаться, звучало, возможно, вполне невинно, но он достаточно хорошо знал Элинор, чтобы понимать, что она, скорее всего очень нервничает в связи с этим. Леди могли поехать на воды в Бат — считалось, что это делается в лечебных целях. Побережье в Брайтоне также привлекало купальщиц, но в дополнение к безобразным купальным костюмам, которые они надевали, там явно не хватало уединенности и ощущения недозволенности поступка, которое привлекало Элинор Гриффин.

Что касается его самого, то он мог лишь восхищаться огромной сдержанностью, которую проявлял в ее присутствии. Мысленно он целыми днями раздевал девушку и занимался с ней любовью. Но только мысленно. Он старался вести себя прилично. «Хороший человек», — сказала она о нем. Наверное, это был самый экстравагантный ярлык, который ему когда-либо приклеивали, но сейчас он им почти наслаждался.

Карета свернула на еще более ухабистый участок дороги, и он наклонился, чтобы раздвинуть шторы на окошке.

— Мы почти на месте, — сказал он, с удивлением почувствовав охватившую его дрожь возбуждения. Что это с ним? Ведь это она будет купаться, а ему даже посмотреть на это не удастся.

— Хорошо. Я постараюсь не задерживаться слишком долго.

— Не спешите. Плавайте в свое удовольствие, Элинор. Ведь это ваше мгновение свободы.

Он услышал, как она тихо вздохнула.

— Да. Я совершаю ужасно дерзкий поступок, не так ли?

— Именно так. Я начинаю понимать, что вы делаете это не для того, чтобы что-то доказать окружающему миру, а для себя — Он улыбнулся. — А, кроме того, если это вас не удовлетворит, я всегда смогу организовать для вас полет на воздушном шаре или путешествие в Конго.

— Я буду иметь это в виду, — сказала Элинор и выглянула из окошка со своей стороны. — Там очень темно.

— Я поставлю фонарь на краю пруда. И буду неподалеку стоять на страже. Но если вы не передумали, я…

Карета остановилась, и Элинор поднялась.

— Ни в коем случае. — Повернув ручку, она сама открыла дверцу.

Кучер выдвинул ступеньки, и она вышла из кареты первой, Валентин предпочел бы выйти первым, на случай если поблизости кто-то есть. Этот пруд был выбран им не случайно. Он соседствовал со старой церковью и лишь по воскресеньям время от времени использовался для крещения.

— Сюда, пожалуйста, — сказал Валентин и, сняв фонарь с одной дверцы кареты, подал ей свободную руку. Ее теплые пальцы немного дрожали.

Они пересекли узкую полоску луга между прудом и дорогой и оказались в небольшой темной дубовой рощице, спускавшейся к воде. Элинор остановилась на покатом берегу пруда, чтобы оглядеться вокруг при свете фонаря.

— Все так, как я себе представляла, — сказала она спокойно.

Это неизвестно почему его безумно обрадовало.

— Пруд используют в качестве крестильной купели, так что дно должно быть достаточно твердым. — Он поставил фонарь на камень. — Я буду возле деревьев. Позовите меня, когда будете готовы возвратиться.

— Спасибо, Валентин.

Он пожал плечами, наблюдая, как она положила одеяло и принялась вытаскивать из волос шпильки. Черные волны каскадом обрушились на плечи, лаская ее нежные щечки и чуть пошевеливаясь на слабом ветерке. Судорожно сглотнув, он повернулся к ней спиной.

— Желаю вам получить удовольствие.

Боже милосердный! После того как он видел сотню женщин, распускающих волосы, простодушная девушка не могла бы, казалось, вызвать у него желание. Но это произошло. И поскольку у него были обязательства перед ней и перед ее братом, ему было необходимо немедленно отойти от нее на почтительное расстояние.

Метнувшись в сторону с такой скоростью, что едва не разбил себе голову о низко нависший сук, он остановился возле какого-то пня и сел. «Прекрати это, Деверилл!» — упрекнул он себя, проводя по лицу руками. Он пожелал ей получить удовольствие. И поспешил отойти подальше, чтобы она не увидела образовавшееся у него в паху утолщение, от которого натянулась ткань брюк.

За его спиной был виден слабый свет фонаря, но он боялся вглядываться более пристально. Трудно было с уверенностью сказать, слышал ли он шуршание ее платья, когда оно упало с плеч, или это просто шелестел ветерок, но он твердо знал, какой из этих звуков ему хотелось бы услышать.

Он действительно слышал плеск воды, когда она вошла в пруд. В этот момент он запретил себе воображать, как ее тонкая сорочка, намокнув, облепила мягкие изгибы тела. Главным во всем этом была ее свобода, а вовсе не то, какой привлекательной он ее находит. Поцеловав ее, он уже зашел слишком далеко, и не намерен повторять эту ошибку. Хотя это будет труднее всего.

Глава 14