Читаем Грех и другие рассказы полностью

Лечиться хотел — поздно:пропали и кашель и насморк.Щенка назову Бисмарк,шампанским залью астры.К безумию путь близокв январский сухой полдень.На елках снега созрели.Пойдем их сбивать ночью?Так неизъяснимо милосмотреть на твои ножки,что, если смотреть мимо,теряется смысл зренья.Должно быть, ты стала лучше,такой я тебя не помню.Не знать бы совсем, но поздно.А если прижать ладоник глазам и, убрав, на звездывзглянуть — то они как люстры.Все строки смешал — толку.С таким же успехом можношнурки на ботинках спутать.Нет сна. В закоулках мозгавсе ты; и, считая минуты,сбиваюсь к утру только...* * * еще я растерялценность своего словатак часто признаваясьв неживыхвыдуманныхмертворожденных чувствах —растерялза что и был наказанодиночествомв очередном ледяном январесольюпустым горизонтомснегомсиплым голосомодиночествахандры небритый лешийтоски зеленый уголслова-то все какиеникчемныеэто ничегозавтра утромдевочка с ленивой улыбкойпосмотрит на меня в трамваея ей не понравлюсьно что-то ее заинтересуетперед выходом из трамваяона обернется еще рази мы встретимся глазамина улицедогнав еея скажув моем доме много скучных книгеще у меня есть наручникии несколько денег на бутылку пивая поэт и к тому же умеюиграть на гитаре Вертинского(ваши пальцы пахнут ладаном)я могу сыграть тебе про пальцы* * * Я все еще надеюсь: как ребенок,разбивший вазу, в ужасе притихший,желает, чтоб она сама собоюсрослась и примостилась на серванте.Читая книги, все еще мечтаюи все еще уверен в том, что жизньи смерть между собою разрешатсяи я — один — останусь ни при чем.Я все еще надеюсь. И надеждане ластит, а скорее чуть горчит.* * * и на невольничьем рынке Древнего Римагде пахнет так что порой тошнитна шумном и диком рынкесын патрициявзбалмошный и самолюбивыйброжу с мальчиком-слугойи ты тамв толпе рабынь на продажугрязная и злаяотворачиваешься и закрываешь глазано я же видел тебя спустя две тысячи летя узнал тебя сразуи купленная мнойты единственная кто имеет правовходить ко мне по утрамкогда я еще сплюты приносишь мне ягоды и сокиа из всех мыслимых на земле огорченийменя мучает только однокогда вишневая косточкапопадает на передние зубы<p><emphasis>Белые сны </emphasis></p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза