Грех - имя твое, женщина (СИ)

А мне было абсолютно на него плевать. Просто в какой-то миг мне стало жалко совершенно другого мужчину. Я поняла, что для него неприемлемы оба варианта. Он не собирался уступать. Он надеялся на силовое решение проблемы. Я видела, как бугрились мускулы под рубашкой у мужчины. Свой пиджак он снял еще в зале. И тогда я решила, что надо обязательно избежать кровопролития. Любой ценой.

— Нет. Она не будет этого делать, — Герман еще раз попытался встать. Слюсаренко не даром заставил мужчину усесться в кресло, а сам остался стоять. Подняться незамеченным было практически невозможно.

— Сидеть. Я сказал сидеть, — пистолет в руках депутата опасно задрожал. — Еще чуть-чуть и я нажму на курок и прострелю ей ногу, — мужчина повел пистолетом в мою сторону. — Ты знаешь, я хорошо стреляю. Не так как ты, но покалечить девчонку хватит способностей. Ты же не хочешь, чтобы она хромала всю жизнь.

В глазах Германа плескалась ярость.

— Ты ответишь мне за это, — прошипел мужчина.

— Потом, братик, потом. Может быть. А пока — на колени, — последнее относилось уже ко мне.

Я, дабы предвосхитить дальнейшее пререкание между мужчинами, медленно начала опускаться на колени.

На Слюсаренко я не смотрела, видя лишь глаза Германа. В них плескалась нескончаемая мука. А я понимала, что депутат не блефует. Он уже закусил удила, и пока не добьется своего, не перестанет издеваться.

Я опустилась на колени, но не предприняла ничего более.

— Что же, сучка, ждешь? Быстрее делай свое дело. Чем быстрее сделаешь, тем быстрее провалишь отсюда, — милостиво сообщил мужчина.

Чувствовала, что я для Слюсаренко совершенно не интересна, ему следует унизить брата, который совершенно не ожидал такого подвоха. Почему-то была на сто процентов уверена, что подобное превосходство депутата над братом было первый и последний раз.

Я подползла на коленях чуть ближе и провела руками по брюкам мужчины, чувствуя пальцами, как напряжены все его мышцы.

— Что ты тянешь? Быстро отсосала и свалила, — оклик заставил вздрогнуть.

Теперь я не могла смотреть в глаза Герману, понимая, что через несколько секунд стану орудием в руках Слюсаренко. И мужчина возненавидит меня за случившееся.

Но лучше поступиться малым, своей гордостью, чем валяться в больничной палате с прострелянной ногой. Уж в намерениях Слюсаренко я не сомневалась. Такой выстрелит и не поморщится. Это между мужчинами терки, а я всего лишь разменная монета. Про меня завтра же забудут. А мне лечиться в больнице, а у меня скоро диплом и новая жизнь.

Я медленно потянулась к пряжке ремня Германа, боясь, что мне ударят по рукам. Однако нет. Не ударили. Принялась открывать. Но то ли пряжка была тугая, то ли я сильно нервничала, но у меня все никак не получалось расстегнуть брюки.

— Что ты возишься, быстрее давай, — в голосе Слюсаренко слышалось нетерпение. Он явно понимал, что время уходит, и кто-то обязательно может помешать насладиться триумфом над соперником.

— Сейчас, — буркнула под нос, чувствуя, что, наконец, пряжка поддалась.

Дальше расстегнуть брюки не составило труда. Под брюками были белые боксеры. Не ожидая понуканий, я оттянула резинку трусов, чтобы обнажить плоть. Естественно, ни о каком возбуждении речи не было. Я даже немного тому обрадовалась. Ведь мужчину не приводила в восторг происходящая ситуация, а значит он не такой урод, как Слюсаренко.

Я дотронулась до мужского естества, одновременно стягивая ниже трусы. От моего прикосновения плоть начала чуть подрагивать. В какой-то миг я ощутила, что хочу сделать мужчине приятное. И не потому, что меня к этому принуждают, а потому что он мне понравился. Я поняла это в какие-то доли секунды. Ведь совершенно немного надо чтобы узнать, приятен человек или нет. Этот был приятен, даже очень.

Стоило мне только наклониться и лизнуть головку, как на моих глазах член начал увеличиваться в размерах, в итоге мои пальцы еле-еле обхватывали древко. А дальше я медлить не стала и вобрала в рот вершину плоти, чувствуя на языке солено-мускусный привкус.

— Ого, с каким рвением она сосет, видимо ей это дело очень нравится, — принялся комментировать Слюсаренко. — Надо будет и мне попробовать.

Я затылком ощущала пристальный взгляд депутата. Наверняка он безумно радовался своей победе. Я же не отвлекалась, желая как можно быстрее доставить удовольствие мужчине.

— Ты ее не тронешь, — сдавленным голосом, чувствуя приближение оргазма, произнес Герман. — Иначе я тебя убью, — последние слова совпали с семяизвержением.

— А девочка-то огонь, как лихо справилась. Ты вроде никогда раньше спринтером не был или жизнь поломала?

Я почувствовала на языке последние выплески семени. Мужчина же не проронил ни звука, кроме слов, обращенных в адрес депутата. Чего это ему стоило, я не знаю. Я лишь ощущала закаменевшее от напряжения тело и острый оргазм, являющийся для него наказанием.

— Заткнись. Ты своего добился. А теперь пусть она идет, — прорычал Герман, ухватившись за подлокотники кресла настолько сильно, что побелели костяшки на руках.