Шкаф открыл свои внутренности и оглоушил Аллу накопившимися за время последнего просмотра возможностями. Она не совала нос в Валин гардероб уже полгода. Чего только в нем не появилось! Имея столько тряпья, такую внешность и фигурку, как у Вали, было просто удивительно жить одной. Она была от рождения хороша до невероятности. И носик маленький, как надо, и губки бантиком, как у куклы, и глаза голубые, огромные, как озера, и зубы тебе без дырок, все свои, и даже волосы вились кольцами и по своей природе были белокурые до состояния льняных летом. Фигурку Господь ей выдал при раздаче стройненькую, длинноногую, с тонкой талией, крутыми бедрами и стоячей грудью четвертого размера. Алла всегда ей завидовала и даже где-то тихо ненавидела беззубой ненавистью. Ненависть и зависть сдерживало существенное «но»… Ее гардероб. Единственное, за что можно было сказать спасибо без примеси зависти, так это именно за него. Они были одного размера по бедрам, почти одинаковые по объему груди, но не из-за самой груди, а из-за объема Алиной грудной клетки, ну а талия, это то, что иногда в кофточках на выпуск создателем не предусматривалось. Такая шмоточка Алле подходила и застревала иногда в ее доме на несколько месяцев. Именно поэтому Валя тяжко вздыхала по тряпочке, которая могла затеряться по чужим людям, может быть, даже и навсегда. Валя была женщиной доброй, бескорыстной и этим многие пользовались.
– Слушай! Сколько у тебя новых тряпочек появилось! Интересно, если бы ты со всей Москвы собрала все свои шмотки, они бы вошли в твои шкафы?
– О чем ты говоришь! Я про половину уже даже и забыла. Отдаешь какую-то вещь одной подружке, а приносит через полгода совсем другая. Обидно, что даже не постирают или не почистят. Как будто я буду после них всех одевать без обработки!
– Слушай, у меня прямо глаза разбежались. Давай своими словами. Что ты мне сама порекомендуешь? Брюки у меня есть. Четверо, двое можно на выход, но сверху что?
– Вот у меня две новые тряпочки классные, посмотри.
– Хорошие. Точно могут подойти. А можно я обе возьму? Дома перед зеркалом покручусь и решу, что подходит. Я тебе сразу же все привезу, дня через два-три. Идет?
– Люди! Караул! Грабють! Ты грабительница, честное слово! Ограбила на лучшие тряпки! – запричитала гнусавым голосом Валя, подражая какой-то героине кино, типа Раневской, и закрыла шкаф.
Они перебрались на кухню, заварили себе кофе, задымили дружно сигаретами и приступили к той обязательной программе, которую Алла звала про себя довеском к тряпкам. Теперь нужно было выслушать как минимум про два, а то и три несостоявшихся романа и парочку прочих козлов.
– Ты целый месяц по гастролям таскалась?
– Ага.
– Что-то у тебя от этих гастролей лицо стало какое-то диетическое?
– У тебя бы еще и не такое было. Потаскайся по гостиницам, поездам, самолетам и прочим местам. Одни рабочие все нервы выматывают. Или еще пьяные, или уже хороши. А чего стоит Славка? Вечный кобел. Сексуально озабоченный. Трахает все что движется, при этом любит выбирать пострашней. Такое впечатление, что для него гастроли – это рытье по местным помойкам! Такие экземпляры в гостиницу тащит! Ужас! Раньше хотя бы швейцары не пускали, а теперь, при нашей теперешней полной вседозволенности, кого хочешь, того и веди в номер. Вот он и старается пугать окружающее пространство и людей в нем.
– Тебя, что ли?
– А хотя бы и меня.
– Да тебя даже червивым покойником не испугаешь!
– Прям! Я же тоже живой человек.
– Живой-то живой, но твердокожий.
– Да! Себя в обиду не дадим! Поэтому и ношу носорожью кожу, она потолще любой лягушечьей шкурки будет.
– Но лягушачью можно хотя бы на ночь снимать, а твоя носорожья намертво прилипла. Наверное, поэтому ты так мужиков и шпыняешь. Вот за что ты на Славку ополчилась? Ты на него бочку катишь, потому что сама не пробовала? Попробуй с ним трахнуться, и все встанет на свои места. Мои рекомендации тебе.
– Да ты чё! Еще подхвачу какую заразу. Я лучше так с кем-нибудь.
– А есть с кем? Ты последнее время у нас в девушках бродила…
– Раньше у меня ни на кого не стояло. Раньше. А теперь другое. Пора. Я стала расшевеленная. Сегодня пойду себе мужика снимать.
– Давай, давай! В новой тряпочке на нового мужика!
– Может, жалко стало? Да ты же все равно дома сиднем сидишь, тебе-то тряпки зачем? Удивляюсь я на тебя. Как так можно? Такая фигурка, такая мордуленция, а ты в такие годы все одна и одна? Неужели не могла за столько лет себе обузу на шею найти. Скучно же одной. Днем работа, а вечером? Со скуки сдохнуть можно. А где тот, последний?
– Ой! Лучше и не спрашивай! Он казался что надо, а оказался только с примесью порядочности, честности и мужества!