Грех совести

Часто, распутывая хитросплетения Лининой глупости, Алла получала истинное удовольствие. Тогда веселила сама себя вечерами, кривляя рожи и пересказывая все своей смешной семье и себе любимой в лицах перед зеркалом Линины ляпсусы и передерги. Наверное, ей на самом деле нужно было идти работать в цирк, быть клоунессой, но молодость и возможности уже пробежали мимо, поэтому веселила своим лицом она только сама себя и своих «детишек». Правда, почти всегда, отпуская в народ колкости и ершистые шуточки, она участвовала мимикой. Это получалось самопроизвольно и очень емко. Она об этом чаще всего даже не догадывалась, приписывая хохот, сопровождающий ее шуточки, только тексту и своему уму. Если бы она действительно стала клоунессой, мир бы мог получить еще одно знаменитое лицо в списке знаменитых и страшненьких комиков, таких как Бурвиль, или Челентано, Райкин младший или Лайза Минелли…

Не успели дамы продвинуться подальше от входа, как на них налетел Аллин старый приятель Витя. Он бережно нес в себе свежие сплетни, как чашку полную кофе, стараясь донести и не расплескать. Это было заметно по его сосредоточенному лицу. Новости плескались в нем, как рыбки в прозрачном аквариуме, и пытались выскочить раньше времени. Он был большим любителем и коллекционером всякого свежака, потому что работал парикмахером, стриг всех знаменитостей за кулисами и был в курсе всех самых свежих сплетен на сегодня. Себя он называл модным словом «стилист» и очень гордился, когда при нем его называли так же. Он был «голубой», поэтому воспринимался Аллой, как подружка. Он и вел себя как подружка, и одевался вольно, набросав на большое тело, шестидесятого размера, при росте под два метра, яркую палитру разномастных одежек, снабженных висюльками и веревочками с разномастными грузиками в виде брелоков и деревяшек, с кожаными штанами в обтяжку. Все это вместе взятое, плюс прическа выделяли его из толпы. Прическа, как светофор, маячила над ровным морем голов. Волосы он ставил ежиком, скручивая концы снопиками, выбеливал в соломенный цвет, а самые кончики красил или ярко-алым, или чернильно-синим до электрик, или облезло-зеленым с рахитично недоразвитым хлорофиллом. Он был весьма экзотической тусовочной личностью.

– Ой! Девчонки! Привет! Алюнчик, как ты? Я тебя давно не видел. Тебя куда носило? Случайно не за рубежжж? – запричитал Витюша, ярко выделяя чисто по-московски букву «а» и добавляя для экстравагантности не только щебетание женским голоском с прорывающимися басовыми нотками, но и жеманности, размахивая кистями рук. Пригибаясь и целуя Аллу и Лину щекой к щеке, модным московским «поцелуем», он смешно отставлял зад и подмыкивал голосом, озвучивая соприкосновения.

– Привет, Витюнчик, привет! Я до зарубежа еще не добежа… Ты же знаешь: чем больше в армии дубов, тем крепче оборона. Поэтому меня на передовой держат. Как гарантию дубовости передовых артистических рядов!

– Ой! Алюнчик! Как я соскучился по твоим шуткам!

– Дурацким или дубовым?

– Нет! Смешным. Ты всегда такое завернешь!

– Что ты потом с трудом развернешь. Лучше выкладывай нам свежак. Чем народ в Москве беременный? Например, про Машку.

– Ой! Девочки! Машка такого себе мена отхватила! Я ей давно говорил, что надо заняться своей рожей и кожей. Не успела у нее с лица сползти опухоль после операций, как тут тебе, – и пожалуйста! Мужик! Да еще какой! Вы его еще не видели? Машка его демонстрирует почти на всех крутых тусняках!

– А она случайно не с самого гладкого и любимого места себе на рожу нацепила новую кожу? – выдала Алла ожидаемую от нее пошлость, и все дружно засмеялись. Лина раскатилась колокольчиками громче всех.

– Может быть, может быть! Выглядит ее лицо на удивление очень гладко. Точно как на том самом месте.

– Интересно, а ее мен догадывается, какие губки он целует?

Все грохнули так дружно, что вызвали на лицах окружающей публики неподдельный интерес. Народ стал подтягиваться поближе, дружно подставляя уши.

– Витюнчик, а ты в курсе, где это ей рожу латали? Может, и мне пора на рожу натянуть новую кожу? Поменять местами! Представляете? Раздеваюсь как-нибудь вечером перед классным мужиком, поворачиваюсь, а на него смотрят два умных глаза, увешанные мешками, а в некоторую глыбо-о-окую дорожку ныряет мой носик! Мужик сразу в обморок, потому что не понял, как это так носом губки куда-то так далеко и глубоко задвинуло и почему при ходьбе глаза по очереди то выше, то ниже подмигивают и подпрыгивают? – Алла добавила мимики для убедительности, и все опять засмеялись.

– Представляешь? А если он любитель пирсинга? Где он начнет искать твою милую киску-подружку? – давясь от смеха, выдал Витюн, делая вопросы бровями.

– Наверное, за ушком!

– А почему за ушком? – с невинными глазами младенца спросила Лина.

– Значит под подбородком!

– А почему под подбородком? – опять выдала Лина.

Витюн так хохотал, что это было уже даже неприлично. Публика стала скромно подключаться, подхихикивая.