Эти слова ранят меня. Но я почти ничего не чувствую. Меня мучают голод и холод, заглушая душевную боль.
Я успеваю услышать, как Лиран приказывает охранникам держаться от меня подальше и немедленно сообщить, если я проснусь, как вдруг все затихает. Но как только наступает тишина, так же быстро она нарушается, я слышу скрип решетчатой двери, и вскоре ко мне приближается шарканье двух грубых сапог.
– Я знаю, что ты не спишь, – рявкает неизвестный мне мужчина.
Я не двигаюсь с места. Но потом он подходит ближе. Я кашляю, перестаю притворяться спящей и сворачиваюсь в клубок.
– Этот идиотский закон тебя защищает. Но попробуем позволить тебе умереть, прежде чем тебя допустят к службе.
Я сплевываю кровь и внезапно начинаю ощущать рядом с собой отвратительную вонь. Тогда я начинаю смеяться. Голос у меня так охрип, что я едва его узнаю.
– Ты действительно думаешь, что это произведет на меня впечатление?
Он подходит еще ближе.
– Может быть, вот это поможет?
Он поднимает кинжал. Мой кинжал.
Я облизываю пересохшие губы и хочу, чтобы Лиран вернулся. Но он не придет. И Миел тоже не придет.
Я одна. Раньше я могла бы без проблем справиться с этим ублюдком. Но не в таком состоянии.
– Ты что, хочешь меня зарезать? Это все заметят. Ты не думал об этом?
Он ухмыляется, обнажая гнилые зубы. Мне становится противно.
Особенно когда он хватает грязную тряпку, которой меня обвязали вместо одежды, и поднимает ее мне на бедра. Я пытаюсь кричать, сопротивляться, но у меня так мало сил. Тем не менее мне удается ударить его по лицу. Он с проклятиями бьет меня в ответ.
– Тало, иди сюда! – кричит он, и мгновение спустя в камере появляется еще один мужчина. Его лицо закрыто тканью. Он набрасывается на меня, держит и раздвигает мне ноги.
Когда у меня наконец получается закричать, другой мужчина отрывает кусок льняной тряпки и засовывает мне в рот. Из глаз у меня льются слезы.
Я кричу и кричу в эту тряпку. А потом чувствую, как мне в кожу вонзается кинжал. Лезвие идет вдоль бедра, там, где уже есть шрамы от власяницы. Я плачу, хотя почти не чувствую боли. Гораздо страшнее ощущается вес чужого тела на мне. Это как символ всего того, что со мной уже делали раньше. Это подтверждает, что ничего не изменилось, я не стала сильнее.
Он продолжает резать. Заставляет меня истекать кровью. Вероятно, в надежде, что я умру от кровопотери, тогда можно будет заявить, что я занималась самоистязанием. Потому что именно так выглядят раны и шрамы – будто я привыкла так себя наказывать и делала это всю жизнь.
Я почти ничего больше не чувствую. Только то, что наконец вес чужого тела исчезает и я снова могу нормально дышать. Жгучий гнев и стыд наполняют мое тело с каждым движением.
– Ну, ну, ну, – раздается вдруг знакомый голос. – Разве князь не приказал вам держаться от нее подальше?
Я моргаю, а затем смотрю в сторону входа в камеру. Там виднеется фигура, а за ней огромные крылья.
– Он… он же крылатый! – в панике шепчет первый охранник.
– А ты маленький грязный ублюдок, – рычит ангел.
Я сглатываю горькую желчь и переворачиваюсь на бок от боли.
– Что ты собирался делать? Довести до смерти женщину, которая находится в полубессознательном состоянии?
Он шумно дышит.
– Она просто герой.
– А ты просто грязь, – говорит он совершенно спокойно и в следующую секунду оказывается перед ним. В темноте вспыхивает свет, а затем что-то падает на пол.
У меня глаза на лоб лезут, когда я понимаю, что это голова охранника.
Другой стражник позади меня кричит и хочет убежать, но ангел так стремителен, что достигает двери подземелья раньше него, выставляет вперед руку и пронзает его грудную клетку.
– Ну? Как тебе, когда давят на грудь?
Секунду спустя он вырывает у него сердце, с отвращением бросает его на пол и вытирает руку о свое одеяние.
– Как ты, малышка? Хочешь уйти со мной прямо сейчас?
Я смотрю на него. Что, черт возьми, это было? И почему он здесь?
– Нет, – выдыхаю я из последних сил.
– Очень жаль, – шепчет он, наклоняясь ко мне. – Можно?
Он указывает на мои бедра.
Я с трудом сглатываю, но киваю. Когда он немного приподнимает льняную ткань, его зеленые глаза темнеют.
– Примерно через час ты должна погибнуть от потери крови.
– Возможно, ты должен позволить мне умереть.
– Почему я должен это сделать?
– Потому что я никогда к вам не присоединюсь.
Он мягко улыбается.
– Это мы еще посмотрим. Но хоть ты и продолжаешь упрямиться… – Он вздыхает. – Будет жаль, если тебе придется умереть только потому, что ты не сделала того, чего я хочу.
Он долго смотрит на меня, потом хватается за спину и выдергивает из крыла перо. Его лицо искажается от боли, и он бледнеет. Проходит немного времени, он овладевает собой и кладет другую руку мне на щеку.
– Это должно остаться нашим секретом, Навиен.
Очень нежно он прикладывает черное перо к моей открытой ране, и она… заживает, а перо сливается с моей кожей.
– Что это было? – спрашиваю я, когда чувствую, как ко мне возвращается сила.
– Я же сказал. Наш секрет, – шепчет он, а затем его пальцы скользят по моим векам. Он закрывает их, и я засыпаю.