Грех во спасение

— Ничего, Антоша, — Маша похлопала его по плечу и улыбнулась, — молодец, вовремя на помощь пришел.

Парень почесал в затылке:

— А мы ведь с Цэденом подумали, на вас кто напал! Не чаяли и в живых застать…

Прасковья Тихоновна с одобрением оглядела Антона и молча улыбавшегося бурята и пообещала:

— Сегодня непременно поросенка зажарю, по такому поводу не грешно будет и стопочку-другую пропустить. — Она сурово сдвинула брови и посмотрела на присмиревших казаков, сгрудившихся на берегу источника. — А этих охальников сей же час отведем в Терзю и сдадим в арестантскую…

— Не трожь их, Прасковья, — раздалось из кустов, и женщина, вернее, совсем еще молодая девушка, насколько успела разглядеть ее Маша, выглянула из кустов, прикрываясь исподней рубахой. — Не хочу, чтобы зло на меня копили!

Прасковья Тихоновна покосилась на понурившихся в ожидании приговора безобразников и с неохотой согласилась:

— Ладно, будь по-твоему, Васена! — Она опустила ружье к ноге и погрозила казакам кулаком:

— А вы, сукины дети, смотрите мне! Кто хоть пальцем ее тронет, не взыщите тогда! Вы меня знаете, из-под земли достану!

— Премного благодарны, Прасковья Тихоновна! — отвесил ей поясной поклон заметно повеселевший чубатый казак и скомандовал своим дружкам-приятелям:

— А ну, марш до казармы! — Но, отойдя на несколько шагов, громко, с явной издевкой в голосе произнес:

— Ну вот, загоняли косулю для себя, а она, смотри, кому досталась! — И с вызовом посмотрел на Антона.

Маша заметила, как побледнел ее слуга и, сжав кулаки, шагнул было вслед за казаком, но Прасковья Тихоновна ухватила парня за рукав и сердито прикрикнула на него:

— А ну, охолонись! С них как с гуся вода, а тебе выговор, если не хуже от коменданта. Пущай катятся с богом, пока я совсем не осерчала, — Она вновь подняла свой внушительный кулак, и казаков как ветром сдуло с поляны.

Когда они скрылись в густом березняке, незнакомка быстро поднялась из кустов и, высоко вскинув руки, проворно надела рубаху. На какой-то миг мелькнуло розовато-смуглое тело, сильное и гибкое, длинные стройные ноги, высокая грудь, кровоточащая ссадина на левой руке, и все тут же укрылось от посторонних глаз белым полотном рубахи.

— Эй, девка, — окликнула ее Прасковья Тихоновна, — ждать тебя не будем, своих делов хватает, а чтобы эти охальники тебя не пристрелил, оставляем тебе сторожа. Пущай до избы проводит. — Она кивнула Антону, пригляди, мол, и парень, слегка покраснев, молча кивнул в ответ, подошел к сосне, на которую казаки забросили перед этим одежду Васелы, и опустился на траву.

Маша с удивлением посмотрела на хозяйку, поразившись невиданной покорности и уступчивости своего слуги. Но та лишь лукаво подмигнула ей и приказала Цэдену:

— Пошли, что ли! Солнце вон уже горы коснулось…

Они втроем стали медленно подниматься в гору. А Антон, не смея взглянуть в сторону кустов, в которых продолжала шуршать одеждой незнакомая ему девушка, поднялся на ноги и, заложив руки за спину, принялся ходить взад и вперед по берегу ручья.

— Я сейчас, барин, — донеслось вдруг до него, и через мгновение девушка появилась перед ним в ситцевом набивном сарафане, обутая в легонькие чирочки. Белый платок она перекинула через плечо и, прямо, немного насмешливо поглядывая на Антона, принялась заплетать свою толстую, жгуче-черную косу.

Теперь, в длинном сарафане, она казалась тоненькой, даже хрупкой. И лицо у нее было совсем еще юное, девчачье, очень милое и, несмотря на сильный загар, нежное: небольшой прямой, слегка вздернутый нос, по-детски припухлые губы, высокий чистый лоб, и только большие, широко расставленные темно-карие, почти черные глаза уже утратили свойственное юности выражение безмятежности и беззаботности.

— У тебя рана на руке, ее надо перевязать, — сказал Антон неожиданно хриплым голосом и, ухватившись за левый рукав своей рубахи, попытался его оторвать.

Девушка удержала его:

— Что ты, барин! Как но слободке пойдешь? — И засмеялась. — У меня шкура дубленая, все как на собаке вмиг заживает.

— Зачем на себя наговариваешь? — с упреком произнес Антон и придержал ее за руку.

— Право, так оно и есть, — она отвела мужскую руку и засмеялась. — Напугался, барин? — Прежде строгие темные глаза ее словно заискрились.

— Какой я тебе барин! — смутился Антон и даже покраснел. — Я такой же, как и ты.

— Не скажите. — Девушка с хитрой улыбкой обвела его взглядом, и уже лукавые нотки зазвучали в ее голосе. — Одежа у вас городская, да и говорите не но-нашенски…

— Хозяйка моя у Прасковьи Тихоновны в постоялицах, слышала небось, замуж она за ссыльнокаторжного, моего бывшего барина князя Гагаринова, в прошлом месяце вышла.

— Слышать слышала, а на венчание-то побывать не удалось. Я второй день как из тайги возвернулась. — Девушка с неподдельным интересом оглядела рослого, незнакомого парня, так безоглядно бросившегося на ее защиту, и почти ласково спросила:

— Ну, а если не барином называть, то как?

— Антоном, как еще…