Грех во спасение

Женка его, Глафира, смирилась с невеселой своей судьбой, мужа не грызла и не перечила против его скитаний по лесу. Да, но совести сказать, на лучшую долю она и не рассчитывала. С детских лет болезненная и тощая, она к тому же и лицом не удалась — да так бы, наверное, и осталась старой девкой, вековухой, если бы нежданно-негаданно не посватался к ней Ермолай. Не посмотрела Глафира на начинавшую седеть бороду и вздорный нрав — согласилась.

Васенку она приняла хорошо. Хоть и малолетка, от пенечка два вершка, а все помощница и но дому, и но огороду. Сама Глафира часто, бывало но два-три дня, лежала пластом, и тогда в неубранной, замусоренной избе было совсем неприглядно.

Да и но натуре своей Глафира была не сварлива, сироту жалела и помаленьку, втайне от деда, баловала: то пряник в руку сунет, то кусок сахару. Ермолай подобное баловство не понимал и сердился, если замечал, что жена и Васена о чем-то шепчутся между собой.

…Четырнадцатый год пошел Васене, когда Ермолай впервые взял ее с собой на охоту.

— Ишь, чего надумал, старый черт! — ворчала Глафира. — Долго ли до греха! Того и гляди, потеряется дите в тайге, не сносить тогда тебе головы!

— Не потеряюсь, тетечка Глаша, си-богу, не потеряюсь, — упрашивала ее Васенка. — Я следочек и следочек за дедуней пойду.

— А если уркаган какой встретится или беглый? Оне ведь не пожалеют!

— Кто нас т-троиет, тот т-три д-дии и-не проживет, — петушился дед, как всегда малость заикаясь. — Д-две головы — и-не одна!

Но Глафира сердилась еще пуще:

— Какие две головы? Одна — пустая, старая, а другая и вовсе — малая!

Что старая — верно, а малая?.. Это как сказать. Васена посмотрела на тетку Глафиру сверху вниз и улыбнулась. Была она не но годам рослая, уже и то время на голову выше тщедушной Глафиры. И не хлипкая, как стебелек, что гнется под колосом, а ладная, крепко сбитая. Слободские парни уже начали на нее заглядываться. Может, потому и опасалась тетка Глафира отпускать ее с дедом в лес?.. Но тогда Васене это было невдомек.

Вернулась она из тайги сама не своя. Ходила по двору задумчивая, на вопросы тетки отвечала невпопад… Прожила всю свою жизнь, почитай, на лесной опушке и не знала, какая она — тайга! М ходить но ней совсем по-другому, чем собирать грибы или ягоды в ближнем березняке, и запахи иные, и воздух…

И всю ночь она не спала, будто опять бродила в зыбком полусне но простроченной золотом и пламенем осенней тайге…

Проснулась рано и первым делом спросила:

— Сегодня пойдем в тайгу, дедуня?

Глафира опять заворчала сердито:

— Дома делов невпроворот. Лук надо вытаскать, просушить, повязать…

— Все сделаю, тетечка. К обеду сделаю. А после обеда пойдем, дедуня?

— Да что же ты, Васька, — господи, прости меня, грешную — заместо собачонки к нему пристроилась? — окончательно рассердилась Глафира, по на икону перекреститься не забыла. — Виданное ли это дело — девке по горам да лесам скакать?

И тогда Васена, решительно насупившись, попросила:

— Купи мне ружье, дедуня. Я с тобой охотиться буду.

Глафира только руками всплеснула, а дед Ермолай хитро прищурился и неожиданно захихикал:

— А что? Дело ведь девка говорит. Какая никакая, а все подмога. Я уже того, считай, отохотился. Глаза не те, и слышу плохо. А намедни в кочку вместо утки стрелил.

— Все равно это не бабье дело, старый! — не сдавалась Глафира, но дед отшучивался:

— Так и Васька покуда еще не баба!

Пришлось Глафире сдаться, да и где уж устоять одной против двоих!

— Развяжи мотну, доставай деньгу! — скомандовал дед.

— Вот-вот, — запричитала Глафира, — опять в девчонкино приданое лапу запускаешь?

— Не бойся, не пропью, — успокоил ее супруг, — сама знаешь, сколько возьму, все возвращаю. Ермолай дело знает! Наперед надо купить, потом копыта обмыть. Доставай, старая, пока я не разозлился.

Вздыхая и причитая, полезла Глафира в подполье. Достала надежно припрятанный кисет. В кисете лежали Васенины деньги, когда-то выплаченные ее матери заводской конторой за погибшего мужа. Дед вытребовал у Глафиры еще иголку, новую, не использованную, и пошли покупать ружье в заводскую лавку.

Ружей в лавке было более десятка. Матово поблескивая обильно смазанными стволами, стояли они до поры до времени в деревянных гнездах, дожидаясь, когда придут дед Ермолай и Васена, чтобы выбрать самое лучшее из них.

Прасковья Тихоновна, присутствовавшая при покупке, посмеиваясь, вспоминала, как сияли при этом девчоночьи глаза, как довольно щурился и кряхтел старый Ермолай.

Васена точно прилипла к прилавку, не в силах отвести взгляда от ружей. У нес даже дух перехватило от предвкушения радости: подумать только, скоро одно из них станет ее собственным!

Сперва дед Ермолай прибросил каждое ружье на вес, отобрал четыре самых легких и выложил их рядком на прилавок. Потом взял одно из них и передал Васене.

— Держи эдак! — И показал, как держать: левой рукой за конец ствола, правой — за ложу, курком вверх.

Руки у Васены тряслись, как овечий хвост, от нетерпения и сильнейшего волнения.

— Не дергайся! — прикрикнул на нее Ермолай.