— Спасибо, успокоила! — усмехнулся Митя. — По-моему, это такая же утопия, как и побег, который в этих краях совершенно невозможен.
— Я уже слышала подобные утверждения не раз, — сухо сказала Маша, — но ты тем не менее отдал беглецам свою одежду и обувь. Зачем ты сделал это, если не был уверен в успехе побега?
— По крайней мере, они не загнутся от морозов в первую же неделю, — Митя насупился и сердито посмотрел на Машу. — Мне тоже предлагали бежать, но я не согласился. Во-первых, я очень хотел увидеть свою невесту, во-вторых, знал, что далеко беглецам не уйти. В случае поимки их ждет расстрел, а я почему-то хочу жить долго…
— Ты намерен всю жизнь прозябать в этих цепях, среди этих голых сопок, среди этой воин и грязи?
— Знаешь, это гораздо лучше, чем валяться в той же самой грязи, но с дыркой во лбу… Мне тут достаточно порассказали, как беглецов в Читинском остроге расстреливают. Ружья у солдат старые, заржавленные, охрана в основном состоит из инвалидов, они толком и стрелять-то не умеют и, прежде чем умертвить беднягу, превратят его во что-то вроде сита… — Митя насмешливо посмотрел на нее. — Увы, гнить на кладбище в таком виде мне совсем не улыбается!
— А так ты будешь гнить заживо в своем руднике, среди вшей, клопов и крыс… И неизвестно, что еще хуже — моментальная смерть или это медленное умирание без малейшего проблеска надежды! — закричала Маша сердито, но тут же спохватилась и заговорила тише:
— Опомнись! Скоро потеплеет. Бежать нам помогут Кузевановы. Я предварительно с ними договорилась. Они доставят оружие, лошадей. Мы уйдем по Амуру, там нас никто не будет искать…
Митя с интересом посмотрел на нее и улыбнулся:
— Ну, хорошо, рассказывай, господин фельдмаршал, раскрывай карты, как ты собираешься надуть Мордвинова. Учти, генерал любит дурачком представляться, но он тут хитрее всех и бестия, каких поискать. И хозяйке тоже не сильно доверяй, они все здесь приучены к доносительству. Прасковье Тихоновне твоей не только ты за постой платишь, но и Мордвинов за догляд приплачивает. Думаешь, тебя к первой попавшейся поселили?
— Не может быть. — Маша растерянно посмотрела на Митю и повторила:
— Не может быть, она так меня защищала перед поручиком и унтер-офицером.
Митя пожал плечами:
— Она и мне показалась неплохой женщиной, но кто их знает, этих казаков. Они ведь все здесь наполовину то буряты, то маньчжуры. А с азиатами, по своему опыту знаю, всегда надо держать ухо востро. Да, — он внимательно поглядел на Машу, — а чего это тебе вздумалось бежать но Амуру? Или подтолкнул кто на это?
— Не знаю, просто я много думала о том, как лучше организовать побег. Потом разговаривала об этом с Кузевановыми. А вчера и Прасковья Тихоновна упомянула, что это край дикий, малоизученный… Вряд ли кто догадается, что мы решимся пойти именно в том направлении…
— Ну, Мария, ты меня удивляешь все больше и больше, — улыбнулся вдруг Митя, — то крепость с ходу форсируешь, то Сибирь, а теперь уже к Амуру подбираешься!
— Митя, — Маша нервно посмотрела на дверь, — у нас еще будет время более подробно поговорить о наших планах.
Расскажи лучше, как ты здесь живешь, чем я могу помочь тебе и твоим товарищам?
— Помоги, если можешь, провизией, кормят здесь отвратительно. Каторжная норма не так уж и велика — шесть медных копеек в день. И всего лишь половина моих товарищей имеет возможность покупать себе продукты за стенами острога. Мы делимся с остальными чем можем, по этого крайне недостаточно. Нам разрешают тратить дополнительно на питание не более пятидесяти копеек. Цены здесь, конечно, смехотворные, фунт масла стоит всего две-три копейки, но наших денег явно не хватает. Две недели назад у некоторых заключенных началась цинга. Мордвинов, правда, велел заваривать хвою и поить ее настоем всех подряд, но нить ее и врагу не пожелаешь. Если сумеешь, достань чесноку. Его свободно можно купить у китайцев. Твоя хозяйка наверняка знает, как это делается, да и собственные запасы, видно, имеет. Холодец-то у нее с чесночком был. И еще, — Митя смутился, — уголовных клоны заедают. Достань скипидару, если сумеешь. Они им натираются. Мы с ними в хороших отношениях, подкармливаем, когда можем, а они летом картошки добудут, и золе испекут и нам несут… Уголовным гораздо проще, чем государственным. После работы им позволяют заниматься собственными делами, выходить из тюрьмы, а кандалы на них надевают лишь после второго преступления. Но наш острог тем и славится, что здесь много опасных злоумышленников, клейменных за побеги, притом неоднократные. А в остальном они обычные люди, которые мерзнут, хотят есть и пить, они, как и мы, носят ножные кандалы, и в руднике их тоже приковывают к тачке, и урок у них и у нас — одинаковый: хоть умри, но три пуда руды должен отвезти к бутарам.
— Хорошо, — сказала Маша тихо, — я постараюсь выполнить все твои просьбы и помогу твоим товарищам, чем смогу.