Грехи дома Борджа

Во дворце Джулио мне сообщили, что он в храме Граций. Это был летний домик, построенный у подножия водяного каскада, протянувшегося во всю длину сада. Фонтан с бронзовыми скульптурами дельфинов закрывал его от дома, стоявшего в центре самшитовых зарослей. Вход с колоннами и галереей из мрамора с розовой прожилкой был развернут от дворца и смотрел на холмистый парк, где Джулио держал оленей, миниатюрных лошадок и жирафа в огромном вольере из серебряной проволоки. Я хорошо знала сад Джулио, поэтому отправилась к храму без сопровождения слуг.

Я уже подходила к входу, когда мне показалось, будто я услышала какие-то голоса, но мажордом не упоминал ни о каких посетителях, поэтому я решила, что это вода плещется в фонтане. Ступив под крышу портика, я позвала Джулио. Ответа не последовало, но теперь голоса звучали отчетливо, и я двинулась на звук через атриум, где Джулио держал коллекцию классической скульптуры. К голосам присоединилось какое-то зловещее гортанное рычание, словно кто-то душил собаку.

Я обнаружила Джулио в длинной, ярко освещенной комнате, которая могла бы сойти за святилище, будь его храм настоящим. Он согнулся над «алтарем». Там лежала на боку дворняга, окруженная целым собранием баночек и мисочек, наподобие тех, что используют в аптекарской лавке. Голова собаки покоилась в луже засыхающей блевотины; глаза ее неподвижно застыли, напоминая тусклым сиянием исцарапанные морской солью осколки стекла, что иногда попадаются на берегу. Джулио не сразу заметил меня, поскольку сосредоточенно обсуждал что-то с Гидеоном д\'Арзента.

Я медленно шла к ним, глядя по сторонам. Кроме мертвой собаки там были и другие шелудивого вида животные – собаки, кошки, голуби, даже большая ящерица – все они сидели в клетках, расставленных по полу. В комнате стояло зловоние животного страха, а мраморный пол был весь в пятнах от мочи и фекалий. На все это с цоколей взирали бесстрастными глазами нимфы и сатиры. По стенам и потолку веселились в лесах, на лугах и берегах ручьев красивые пасторальные грации, похожие на Анджелу. Я посмотрела на Гидеона, который отмерял в алебастровую миску беловатый порошок, и на Джулио с его заштопанным сморщенным лицом, и к горлу подступила тошнота.

Мне бы сразу уйти, но я должна была выполнить поручение донны Лукреции. А кроме того, свет, падавший на плечи Гидеона, придал его волосам привлекательный иссиня-черный блеск.

– Добрый день, господа, – произнесла я нарочито громко, чтобы быть услышанной среди всего этого мяуканья, курлыканья и хлопанья крыльями.

Оба обернулись, быстро и виновато, словно мальчишки, застигнутые за шалостью.

– Виоланта! – настороженно откликнулся Джулио.

– Мадонна. – Гидеон поклонился с чопорностью, которую я восприняла как издевку.

– Чему обязан таким удовольствием? – поинтересовался Джулио.

Я поняла намек и не стала тратить время на ненужные любезности.

– Мы можем поговорить наедине?

– Мне нечего скрывать от сира д\'Арзента, – ответил он.

– Моя госпожа поручила мне кое-что сообщить.

– Продолжай.

– Она считает, что тебе необходимо покинуть Феррару, и предлагает отправиться к твоей сестре в Мантую.

– Зачем? Неужели она думает, что перемена воздуха поможет восстановить мое зрение?

– Джулио, ты позволишь мне говорить откровенно? – Я бросила взгляд на Гидеона, который занимался своими порошками так, будто ничего не слышал.

– Я уже позволил.

– Сегодня утром Ферранте пришел на аудиенцию к мадонне. Там, как всегда, находился Ипполито. Ферранте просил, чтобы для тебя кое-что сделали. Ипполито и слушать не захотел. Он сказал, что ты и Ферранте замыслили заговор и поэтому от вас нужно избавиться.

Гидеон выронил склянку, и один пес в клетке залился лаем. Среди осколков синего стекла с шипением растекалась густая фиолетовая жидкость, словно растворяя мраморный пол. Джулио расхохотался.

– Если она так беспокоится за меня, почему сама не пришла?

– Ты же знаешь, она не хочет вызвать подозрений, будто действует против мужа.

– Кроме тех, что она спит с его зятем, ты хочешь сказать?

– Я не понимаю, о чем ты.

– Да ладно тебе, Виоланта, нечего изображать моралистку. Ты с самого начала служила посредницей в ее любовных делах.

У меня в ушах зазвучал звонкий голосок Анджелы, когда она со смешком сплетничала обо мне, лежа рядом с ним на подушке, или трещала, пока служанка шнуровала ей корсет, а Джулио стоял прислонившись к косяку в дверях. Если сейчас он подумал о том же самом, то и виду не подал. Трудно читать по лицу человека, когда его глаза ничего не выражают.

– Письма, которые я ношу, имеют отношение только к стараниям мадонны добиться освобождения герцога Валентино. Дон Франческо поддерживает ее.

– Дон Франческо озабочен не меньше нашего, чтобы бывший герцог никогда вновь не показался на берегах Италии. Дорогая моя девочка, твоего бывшего любовника ждет петля. Смирись.

На секунду, показавшуюся мне длиною в жизнь, все вокруг застыло, как на фреске. Животные в клетках, мертвая собака в блевотине, ухмылка на лице Джулио, словно еще один уродливый шрам, Гидеон на коленях со щеткой, подметавший осколки стекла, – все мы превратились в сказочные персонажи, внезапно пораженные чарами.

– Прошу прощения, – произнес Гидеон, – мне нужно это выбросить.

Он взмахнул совком с осколками стекла и умчался. Мы с Джулио смотрели ему вслед, пока он не скрылся за углом.

– Я что-то не то сказал? Что именно? – пораженно спросил Джулио, как бывало раньше, когда они с Анджелой ссорились и он приходил ко мне, не в силах понять, чем ее так расстроил.

От его тона я смягчилась.

– Раз уж мы говорим откровенно, так и быть, отвечу. Несколько недель назад он просил меня выйти за него. Я старалась предостеречь его, заявив, что он ничего обо мне не знает. Ну вот, а теперь, полагаю, ему известно все.

– Ты рассматривала его предложение?

– Нет, конечно. Он иудей, к тому же ювелир. Неподходящий для меня муж.

– Что ж, тогда я ничего не напортил.

– Джулио, пожалуйста, уезжай в Мантую. Даже если Ипполито ошибается, то уже доказал, что может представлять для тебя опасность.

– Я подумаю. А теперь я должен идти. Нужно вернуть сира д\'Арзента. У нас еще много дел.

– Само собой. – Я еще раз взглянула на мертвую собаку, животных в клетках и решила, что не желаю знать, чем занимаются эти двое.

Уходя, я увидела Гидеона – размытый силуэт по ту сторону фонтана, освещенный солнцем. Мне показалось, он заметил меня, поэтому я пошла к дворцовым воротам по другой дорожке, обсаженной кипарисами, мимо небольшого амфитеатра, где когда-то Джулио с таким удовольствием устраивал развлечения летними вечерами.

Два дня спустя течение под нашим спокойным морем унесло первую жертву. Слугу Джулио, которого я не знала, но, как говорят, его наняли в кухню отгонять мух от готовых блюд, арестовали на виа Сан-Романо, когда он нес корзину с бродячими кошками. Нас это поразило, мы никак не могли понять, почему отлов кошек считается преступлением. Затем пришло известие, что под угрозой пыток он признался: кошки понадобились дону Джулио для опытов. «Опытов?» – уточнил дознаватель. «С ядами», – пояснил слуга. Его посадили в подземную темницу. Я подумала, если у него хватит силенок подтянуться на оконной решетке, то он сможет понаблюдать за лодочными гонками во рву во время праздника Тела Господня.

Лодочных гонок, однако, не устроили, только привычные лошадиные скачки в Барко, и то без особого размаха, в герцогской ложе не было гостей, кроме мадонны, Ипполито и Джованни. Вот кто действительно получил удовольствие, делая ставки против своего наставника по верховой езде старыми монетами из шкатулки и бусинами, подаренными мадонной. Я надеялась, что дон Альберто прикажет привезти на праздники Джироламо, но донна Лукреция отсоветовала, сославшись на неспокойные времена. Я уверяла себя, что подобная забота с ее стороны – хороший знак. Полагала, что встреча с ним лишь вновь откроет рану в сердце. Подумала о донне Доротее – интересно, как часто она вспоминает Камиллу, которая также не приехала на скачки? Девочку еще раньше отдали в монастырь.

На празднике Сигизмондо вызвал переполох. В один из редких моментов просветления он вспомнил, как ему говорили, что, переспав с девственницей, он излечится от сифилиса. Сигизмундо попытался вломиться в монастырь, где его и поймали. Аббатиса увидела мужчину на середине приставной лестницы, абсолютно голого, и подняла тревогу. Примчались лекари, вернули его во дворец, завернутого в грубое одеяло, с мешком на голове. Совсем как одна из его крыс, усмехнулась я, пока Анджела отпускала шутки насчет вероятности отыскать девственницу среди монахинь.

Через неделю после праздника люди Ипполито арестовали двоих слуг Ферранте в Романье. Их отпустили, не предъявив обвинений, однако поступок Ипполито имел последствия, как подземный толчок. Дома не рухнули, дороги не растрескались, но все слегка сместилось, потемнело. Мы по-прежнему жили в дворце, иногда прогуливались в саду, хотя по приказу герцога там все переделывали, но мне казалось, что это всего лишь земляные работы, а короткие палки отмечают те места, где в будущем высадят заросли тимьяна, матовых гвоздик или самшитовые лабиринты. Фонси отлично проводил время, роя повсюду дыры и обсыпая свою белую шерсть комьями земли.