Грехи дома Борджа

Когда я вошла в комнату, рядом с герцогом стояла незнакомая молодая женщина. Приседая перед ним в реверансе, я заметила, как она неловко переминается с ноги на ногу под не слишком богатой юбкой из алой шерсти. У нее были большие ступни, поэтому я не очень удивилась, когда подняла взгляд и увидела, что она почти такая же высокая, как сам герцог. Герцог Эрколе, хоть и мощного телосложения, не мог похвастаться ногами, короткими и кривоватыми. Все его сыновья были намного выше отца.

– Это Фидельма, – нехотя и с раздражением произнесла донна Лукреция, даже не пытаясь приподняться с подушек, поддерживавших ей спину.

– Ей предстоит заменить донну Анджелу, – добавил герцог. – Вы возьмете ее под свое крылышко, монна Виоланта. Она, как и вы, крещеная иудейка.

Даже не знаю, как мне удалось уловить смысл в словах герцога. Заменить Анджелу? Как он мог? Анджела незаменима. Неужели семейка Эсте все-таки отравила ее, а то зелье, что продала ей карга с Виа-деи-Вольте, лишь замаскировало истинную причину заболевания? Но зачем? Может, герцог Эрколе решил, что единственный способ превратить выскочку с сомнительной репутацией из рода Борджа в жену, достойную его наследника, – отрезать ее полностью от семейства? Донна Адриана и кузина Джеронима уже уехали, теперь настала очередь Анджелы.

Прелестная, смешливая Анджела, так легко и щедро заполнившая мою опустевшую душу, когда я впервые оказалась среди домочадцев донны Лукреции. С каким терпением она выслушивала мои любовные стенания о Чезаре… Чезаре. Неужели герцог попытается и его отлучить от Феррары? Несомненно, брак донны Лукреции с доном Альфонсо обезопасил герцога. Вряд ли Чезаре стал бы вторгаться в земли, где главенствует его любимая сестра. Я легче задышала, коря себя за эгоизм, и вспомнила Анджелу, как она выглядела, замученная болью от того, что ее утроба пыталась выдавить из себя нежеланного ребенка.

Если Анджела останется жива, разве сможет она вернуться в Рим, опозоренная, лишенная протекции донны Лукреции? Если она потеряет ребенка, Ипполито не будет ничем ей обязан. Но даже если сохранит дитя, враждебность отца к ней помешает ему признать своего бастарда. Что касается Джулио или Ферранте… Внезапно я поняла, что затеял герцог Эрколе. Он больше заботился о благополучии своих сыновей, чем пытался подчинить донну Лукрецию.

Я окинула оценивающим взглядом Фидельму. Худая, плоскогрудая, с крючковатым носом и желтым цветом лица – такая, безусловно, не заменит Анджелу для Ипполито или Джулио. Или для меня. Я отвела глаза, даже не улыбнувшись, и попыталась перехватить взгляд донны Лукреции, но они с Катеринеллой были заняты перекладыванием подушек. Я понимала, что должна ответить согласием герцогу, но никак не могла заставить себя сделать это. Голова отказывалась склониться в поклоне, а язык – произнести слова послушания.

Всю свою жизнь я была послушна тем мужчинам, которые имели надо мной власть. Сначала осталась в Толедо по настоянию отца, пропустив время безопасного путешествия, и была вынуждена стать свидетелем смерти моей матери на берегу Неттуно. Потом отказалась от собственной веры и семьи ради этих Борджа с их опасным обаянием, правдоподобной ложью и бесчеловечной религией. Даже согласилась на свое дурное прозвище, поскольку оно было дано мне мужчиной.

А ведь у меня есть имя. Мое настоящее имя.

Я упала на колени перед герцогом Эрколе и склонила голову до самого пола. Я бы поцеловала мысок его сапога, если бы герцог поспешно не отступил.

– Мой господин, – начала я, выпрямляясь.

Герцог сдавленно закашлялся, лицо его посинело, как баклажан. Вероятно, мое поведение вызвало апоплексический удар. Тем лучше. Сейчас начнется переполох, а я под шумок ускользну незаметно и отправлюсь на поиски женщины с Виа-деи-Вольте. Если дон Альфонсо станет герцогом, то не прогонит Анджелу, он слишком любит свою жену, чтобы обращаться с нею так жестоко.

Но ничего не произошло, поэтому я была вынуждена продолжить:

– Меня зовут по-другому. Виоланта всего лишь шутливое прозвище, а откуда оно взялось – сейчас неважно. Мое имя Эстер. Я знаю, вы религиозный человек, поэтому мне не нужно напоминать вам историю Эсфири. Теперь я робко преклоняю колени перед вами, как царица Эсфирь перед царем Артаксерксом, и молю: отмените свое решение.

Я почувствовала, как за моей спиной замерли донна Лукреция и Катеринелла. Пение птиц, крики рыночных торговцев, грохот колес по булыжникам на улице – все скрадывало огромное расстояние. В тишине комнаты я слышала, как течет кровь в моих жилах, как скрипит ноготь на крючковатом пальце герцога Эрколе, которым он поскреб подбородок.

– Продолжай, – произнес он. Его плохо скрытая ирония чуть не подорвала мою решимость.

Я отчаянно попыталась припомнить наставления своего учителя по риторике. Не было времени ни на «построение», ни на «стиль» или «акцентирование». Мне нужно было сразу переходить к действию и надеяться одержать победу, полагаясь лишь на искренность своих чувств.

– Я не могу устроить пир в вашу честь или сослужить иную службу, как сделала бы царица. Единственное богатство, какое я могу положить к вашим стопам, – это любовь к моей госпоже, которая вселяет в меня смелость. Я добиваюсь лишь счастья для нее. Донна Анджела приходится ей сестрой во всем, кроме рождения, это ближайшая ее родственница и наперсница. Ваша милость, у вас столько братьев и сестер, что невозможно их всех сосчитать. Они как звезды на небе и песчинки на берегу. – Я надеялась, что он по достоинству оценит библейскую аллюзию, пусть даже она была заимствована из наших книг, а не христианских. – Но у моей госпожи только три брата, и один из них уже умер, поэтому, умоляю, не отнимайте у нее и донну Анджелу.

Я украдкой бросила взгляд на герцога Эрколе, чтобы посмотреть, какое впечатление произвела. На лице его застыло выражение хладнокровного терпения, как у взрослого, вынужденного наблюдать на празднике выступление ребенка, к которому он не питает особой любви. В таком случае мне оставалось надеяться, что его желание обеспечить продление рода перевесит сиюминутную заботу о сыновьях.

– Тем более в ее теперешнем положении. По крайней мере, подождите, пока она благополучно не разрешится сыном и наследником дона Альфонсо.

За моей спиной возникло какое-то движение – донна Лукреция зашелестела шелком, меняя положение, вздохнула, но я не осмеливалась оглянуться и смотрела не отрываясь на черные сапоги герцога Эрколе. Все мои мысли были об Анджеле и о той жизни, что вытекала с кровью из ее тела.

– Боюсь, донна Лукреция будет больше огорчена, если донна Анджела останется в Ферраре, чем если уедет, – сказал герцог.

Я не ожидала от него такой прямоты.

– Дорогой отец… – начала донна Лукреция, но я подала ей знак, чтобы она молчала.

Если герцог от неожиданности готов был раскрыть свои карты, то мне предстояло до конца использовать свое преимущество, прежде чем он вновь обретет самообладание. Пусть донна Лукреция накажет меня за недостаток уважения, но вряд ли наказание будет чересчур суровым, если мне удастся отстоять Анджелу.

– Не представляю, что огорчит мадонну больше, чем разлука с ее дорогой кузиной, ваша милость, но если я не убедила вас данным аргументом, рассмотрите следующий. Вы видите перед собой не одну, а двух иудеек, приведенных к Христу. Они радуются возможности искупить злокозненность своей расы. Несомненно, вы делали много даров церкви, но самым истинным и ценным даром станет проявление сострадания к своей невестке, которой вы доверили серьезное, ответственное дело – указать нам с Фидельмой путь к спасению. Помните, господин, что Всемогущий видит не только алтари и реликварии, он смотрит прямо в душу человека, и для Него не имеет ценности дар, пусть даже самый редкий и красивый, если он не идет от чистого сердца.

Я замолчала. Сердце громко стучало где-то в горле, меня тошнило и трясло, поэтому, когда герцог взволнованно приказал мне подняться, я испугалась, что вот-вот упаду. Медленно, осторожно, покачиваясь, как акробат на проволоке, я встала с колен.

– Взгляни на меня, девушка.

Я посмотрела в его глаза, бледные и выпуклые, с пожелтевшими от возраста белками. Чего только не видели эти глаза. Какие мысли и расчеты, планы и мечты скрывали или, наоборот, выдавали за долгие годы его жизни? Больше половины жизни он прожил за границей, отправленный туда отцом, в ожидании, когда ему подвернется шанс. Хотя никто об этом не говорил, все знали точное место во дворе старого замка, где он приказал установить колоду и отрубить голову своему племяннику, Никколо, избранному наследнику. Для него избавиться от простой иудейки, дочери ростовщика, было так же просто, как прихлопнуть комара. Думая о худшем, я успокоилась и ждала с достоинством, которое не посрамило бы любого христианского мученика, когда объявят мой приговор.

– Ты хорошо говорила, – произнес герцог, – и мудро. Ты права. Пустяки отвлекли меня от самого важного. Донна Анджела может остаться в Ферраре, а пока я доверяю Фидельму твоим заботам, поскольку верю, что ты способна научить ее быть христианкой и, – добавил он, скривив тонкие губы в улыбке, – придворной дамой.

Он поклонился мадонне и направился к выходу. Его паж поспешно распахнул перед ним дверь.

– Браво, браво! – воскликнула донна Лукреция, хлопая в ладоши, как только дверь закрылась. – Поди сюда, Виоланта, дай я тебя поцелую.

Склонившись над кроватью, я оказалась в объятиях мадонны. Я думала о Чезаре, когда ее губы коснулись моей щеки, а руки обхватили плечи. О том, как часто, наверное, она точно так же целовала его щеку и на ее губах оставалось тепло его кожи. А теперь они перенесут воспоминание о моем лице, когда она его поцелует, и если потом ей снова захочется меня поцеловать, цикл повторится.

– Я надеялась, что ты его уговоришь, – сказала донна Лукреция, отпуская меня. – Он не такой уж людоед, как ему самому кажется. Помнишь, каким внимательным он был, когда лошадь сбросила меня во время процессии, устроенной в честь нашего прибытия? Он тут же приказал привести мула. В глубине души он очень заботливый старикан.

О да, герцог был, безусловно, заботлив; обезглавив своего племянника, он приказал пришить голову обратно и обрядить труп перед похоронами в золотую парчу.

– Я рада, что мне удалось воззвать к его доброте. Мы обе сильно скучали бы по донне Анджеле.

– Фидельма, отойди немного. Я хочу сказать что-то монне Виоланте по секрету.

Та сделала шаг назад, наступила на подол юбки и чуть не упала. Мы с мадонной переглянулись, и она закатила глаза.

– Мы еще наплачемся с этой особой, – прошептала она. – Итак, дорогая, расскажи, как дела у Анджелы? – И после короткой заминки спросила: – Она беременна?

– Мадонна, я…

– Полно, девушка, уж не думаешь ли ты, что я ничего не знаю? Она сошлась с Ипполито задолго до того, как мы уехали из Рима, и, наверное, все возобновилось после его прибытия в Феррару. Или теперь ее интересует другой? Красавчик бастард. Я бы не удивилась. Он действительно изумителен. Я бы сама соблазнилась, не будь он моим деверем. А ты как считаешь, Виоланта? Мог бы дон Джулио увлечь тебя или ты по-прежнему держишь свечу для моего брата?

– Сами знаете, что так, мадонна, – призналась я.

Никогда прежде донна Лукреция не разговаривала со мной так открыто, и, конечно, я не могла не ответить ей тем же.

– Его письмо… тебя приободрило?

– Оно не повергло меня в уныние.

– Что ж, это… – она замолчала, подыскивая нужное слово, – хорошо, – наконец произнесла она, хотя в глазах ее оставалось сомнение. – Но мы говорили об Анджеле, – продолжила мадонна, слегка тряхнув головой. – Я права насчет причины ее недомогания?

– Да, мадонна, и, пожалуйста…

– А кто отец?

– Она говорит, что кардинал Ипполито.

– Ты ей веришь?

– Да.

– Хотя это не имеет значения. В любом случае неприятно.

– Мне кажется, у нее будет выкидыш, мадонна. Наверное, это слегка поправит дело.

– Иногда ты странно выражаешься, – заметила донна Лукреция, – для своего юного возраста.

– Мне следует вернуться к ней, мадонна. Она по-настоящему больна.

И вновь мадонна задумалась, пытливо вглядываясь мне в лицо, словно надеясь отыскать там решение проблемы.

– Вот как мы поступим, – промолвила она. – Вскоре мне предстоит отправиться в деревенское поместье герцога Эрколе, Бельригуардо. Теперь, когда становится так тепло, там будет легче дышать. Дон Джулио должен сопровождать нас, а потом он отправится с визитом к донне Изабелле в Мантую. Анджела не выдержит переезда, поэтому я оставлю ее здесь на твое попечение. Тебе все ясно? Мой муж едет послом во Францию. Ипполито будет его сопровождать. Таким образом, в Ферраре остаются только Ферранте и Сигизмондо, разумеется. Ты имеешь определенное влияние на Ферранте, как мне кажется. Он к тебе благоволит. К тому времени, как мы вернемся, ситуация Анджелы, будем надеяться, изменится к лучшему.

Она посмотрела на меня, вскинув брови, словно ожидая подтверждения, что ее план хорош. Неважно, что Анджела сейчас мучилась болями, донна Лукреция думала о собственном благополучии.

– Я сделаю все для нее, мадонна.

Мы поняли друг друга. Донна Лукреция и я привыкали жить отрезанными от корней, как розы в сосуде с сахарной водой.