Грехи дома Борджа

Когда из Сенигаллии прибыл гонец, испачканный дорожной грязью, так что с трудом можно было различить его ливрею из желто-алых квадратов, и, задыхаясь, принялся извиняться за опоздание, ни госпожа, ни дон Альфонсо еще не вставали. Едва сознавая, что делаю, я повела его прямо к двери хозяйской спальни, где громко покашляла, хотя из-за стука в висках почти ничего не слышала, прежде чем войти в покои и объявить о прибытии гонца. Только плохие известия распространяются быстро, твердила я, только плохие известия.

– Он за дверью? – удивилась мадонна.

С распущенными волосами, она учащенно дышала, прикрывая грудь простыней. Рядом с ней дон Альфонсо выглядел огромным крестьянином, кожа на его груди и руках приобрела красноватый оттенок от долгих часов, что он проводил, раздевшись по пояс, перед печью для обжига или в литейной мастерской, а ладони с тыльной стороны покрывали ожоги. Он улыбнулся при виде меня, но мадонна заговорила с легкой досадой:

– Я не могу его принять, пока что-нибудь не наброшу, Виоланта. Вернешься одеть меня через несколько минут, когда мой муж удалится.

– Слушаюсь, мадонна. Простите. – Я присела в поклоне и ретировалась с горящими от стыда щеками. Закрывая дверь, я услышала взрыв хохота.

Однако я не успела даже отыскать рабыню, чтобы та отвела гонца в кухню умыться и перекусить. За мной сразу пришлепала далматинка и с помощью жестов и гортанного ворчания, считавшегося ее языком, дала понять, что мадонна просит меня вернуться.

– Где он? – резко спросила она, как только я вошла в спальню.

Донна Лукреция по-прежнему лежала в кровати, но теперь уже на ней была целомудренная ночная рубашка с высоким воротом и длинными рукавами и чепчик на голове, под который она убрала почти все волосы. Одеяло было гладко разглажено, подушки, где еще недавно покоилась голова дона Альфонсо, взбиты. Далматинка присела на корточки перед камином, держа в руках кремень и сосновые щепки.

– Ждет снаружи, мадонна.

– Что ж, веди его сюда. У меня приличный вид?

– Да, мадонна.

Наши взгляды встретились. Гонец доложит обо всем, что прозвучит в стенах этой комнаты, все будет так, как захочет Чезаре. Донна Лукреция подоткнула под чепец несколько выбившихся прядей волос. Я выгнула спину, выпятив живот. Мадонна слегка нахмурилась, пожала плечами, потом улыбнулась.

– Входи! – крикнула она гонцу.

Он принес с собой запахи грязи, снега и лошадей. Пока он преклонял перед мадонной колени, я наблюдала за буквами СЕСАР , которые то растягивались, то сжимались на его спине в такт дыханию, и гадала, увезет ли он с собой вместе с отчетом запахи туберозы и лаванды, льняных простыней и горячей сосновой смолы. Сначала я решила, что меня мутит от этой странной смеси запахов. Я еще не успела позавтракать, и меня подташнивало от голода, поэтому я положила ладонь на живот, чтобы унять урчание.

– Да, да, – раздраженно сказала мадонна, подавая знак гонцу, чтобы тот поднялся. – Покончим с этим. Что ты привез мне от господина герцога?

– Он шлет вам свои комплименты, мадам.

– О, ради всего святого, давай сюда письмо.

Внутри у меня по-прежнему трепетало, словно в животе было полно бабочек, и если я открою рот, то они вылетят. Письмо, обернутое промасленной тряпицей, перешло из кожаной перчатки гонца в пухлые белые пальчики мадонны. Она сломала печать на ткани, сунув под нее ноготок. Бабочки успели сложить крылья и теперь топтали мои внутренности свинцовыми ботинками. Только плохие известия распространяются быстро.

Письмо занимало несколько страниц. Как долго она будет его читать? Как мне выдержать ожидание? Не в силах стоять на месте, я принялась переставлять флакончики духов, баночки с косметикой, футляры с украшениями, убеждая себя, что навожу порядок. Просто навожу порядок.

– Да угомонись ты, девушка. Я не могу сосредоточиться. – Первые три страницы мадонна отложила в сторону на кровати. – Для герцога Эрколе. Для моего мужа. Для Ипполито. – Одна страница предназначалась ей. Меня даже затрясло от облегчения.

– Слушаюсь, мадонна.

Я стояла возле кровати, спрятав руки в рукавах и взяв себя за локти, чтобы не дрожать. Гонец ожидал на коленях, не будет ли какого указания. Бабочки затихли.

Мадонна охнула.

– О Боже! – воскликнула она, улыбнулась и протянула письмо мне. – Вот, Виоланта. Ты оказалась права.