Грехи и мифы Патриарших прудов

— У вас такой вид многозначительный, словно вы подозреваете, что Пелопея оказывала эскорт-услуги, — заметил Кутайсов. — К вашему сведению, наша дочь прекрасно училась. Поступила в МГУ, три года на историческом факультете — отделение античности, затем слушала на философском факультете курс мифологии. Незадолго до аварии увлеклась дизайном — помогала подруге моей бывшей, Сусанне Папинака, в оформлении интерьеров. Там, на Патриках, даже есть одно кафе, которое они вместе оформили. Так что не записывайте мою дочь в проститутки и наркоманки!

— Вы меня неверно поняли, — Катя смутилась — разгневанный отец попал в самую точку.

— Извините, что оторвали вас от дел, — совсем мирным, благодушным тоном сказал Гущин. — Я бы хотел встретиться с вашей дочкой, не откладывая, прямо сегодня. Предупредите их с вашей бывшей женой и дайте адрес, пожалуйста, как обещали.

— Я позвоню Регине, — Кутайсов известил об этом не Гущина, а свою молодую жену Феодору.

Она за все время беседы не произнесла ни слова. Стояла рядом с Кутайсовым, разглядывала носки своих изящных замшевых сапог.

Кутайсов отошел, достал мобильный, набрал номер. Говорил он тихо.

— А в каких отношениях с Пелопеей вы? — спросила Катя юную мачеху.

— Нормальные отношения, то есть никакие, — девушка дернула плечиком. — Ло память, бедняжка, потеряла. Совсем ничего не помнит. Но это не сумасшествие. Она полной дурочкой не стала после аварии. Просто это амнезия у нее.

— Вы замуж за ее отца вышли недавно, да? А до аварии вы Пелопею знали?

— Мы учились с Ло в одном классе, там, на Новой Риге. Мы были соседями, были подругами, сидели за одной партой. Что толку скрывать? Вы все равно это узнаете. Мы долго и преданно с ней дружили. А потом все разбилось, как хрустальный шарик. Она винит меня в том, что я разрушила их семью, увела Платона у ее матери. Хотя там и разрушать уже было нечего. Но она винит меня. А может, и не винит уже. У Ло сейчас мало что поймешь. Может, она вообще все забыла? У нее же травмированная психика.

Юная мачеха Феодора говорила все это, наклоняя изящную головку то к одному плечику, то к другому, как птичка. Она чем-то была похожа на актрису Лайзу Миннелли. Только во всем ее облике не было присущей Лайзе беззаботности. Имелось что-то иное. Но Катя пока не могла определить природу этих скрытых чувств.

Глава 14 Женщины Патриарших

По дороге на Патриаршие пруды у полковника Гущина раздался звонок на мобильный — сотрудники розыска, занятые работой по строительной фирме Виктора Кравцова, извещали, что наконец-то нашли концы через администрацию рынка, связались с бухгалтером фирмы, и бухгалтер сообщила, что в последний раз разговаривала с Кравцовым примерно десять дней назад по телефону. Она пояснила: все заказы на дачные работы фирма имела лишь в летний период, и их было очень мало. В октябре вообще наступил мертвый сезон, торговый павильон на строительном рынке даже не окупал аренды и открывался от раза к разу.

Полковник Гущин спросил, что представляет собой эта бухгалтерша, сколько ей лет. Сотрудники розыска ответили: на любовницу не тянет — солидная дама за пятьдесят, живет с мужем и двумя взрослыми детьми. Бухгалтерша дала им мобильный номер напарника Виктора Кравцова, работавшего в должности менеджера по поставкам товара. Он состоял с Кравцовым не только в деловых, но и приятельских отношениях. Сама бухгалтерша ничего о личной жизни работодателя не знала, понятия не имела о том, что он ушел из семьи к какой-то пассии. Сыщики планировали связаться с компаньоном Кравцова немедленно и доложить.

Катя никак не отреагировала на эту новость. А что тут реагировать? Все пока пустота. Не стала она комментировать и беседу с отцом Пелопеи и ее мачехой — прежней школьной подругой. Сидела, нахохлившись, на заднем сиденье и наблюдала, как полковник Гущин рулит сам.

Гущин припарковался на Спиридоновке, бурча, что парковка влетит в копеечку. И они с Катей прошли по Спиридоньевскому переулку до перекрестка. Катя не испытывала к Патриаршим прудам никакой особой любви. Место всегда казалось ей излишне пафосным и каким-то тесным. Эти переулки, словно зажатые домами в тиски. Пруд представлялся ей всегда зеленым лоскутом ткани, брошенной на бетон. И здание желтого «павильона» над водами казалось смехотворно-нелепым. Вот и сейчас, шагая рядом с Гущиным, она с удовольствием отмечала про себя «бяки» Патриарших.

Фасады домов ухожены, отреставрированы и покрашены. Но отойди на десять шагов в глубь переулков и увидишь — точнее, почувствуешь носом — запах мочи из подворотен. И серые «кишки» выносных шахт лифтов на домах тридцатых годов все исчерканы, исписаны черными граффити.

Угловой магазин на перекрестке Малой Бронной гордо именуется «Предметы роскоши» — витрины завешаны чем-то болотно-зеленым и никаких особых роскошеств не видно. А напротив — сущее убожество: годами немытая витрина муниципального продуктового магазина, а в ней — выцветший рваный плакатик от мэрии: «Дорогие москвичи, с Днем города!»

Дааааа-раааа-гие маааааа-сквичииии!