Грехи и молитвы

Боль поглощала его без остатка. Теперь Томас не видел ничего вокруг: только яркий, резкий свет, заливающий его с ног до головы. Свет обжигал и словно сдирал с него кожу, и Томасу показалось, что он больше не в силах кричать. Ему казалось, что еще чуть-чуть — и его связки порвутся, оставив после себя лишь глухие хрипы. Он зажмурился, приготовившись к последней, самой мучительной агонии…

И исчез в пустоте.

* * *

Когда Дарио, наконец, подошел к нему, Томас сидел на земле, озираясь по сторонам. Увидев друга, он глупо улыбнулся и поднялся на ноги.

— Привет, деревенщина и красавица, — гнусавым, незнакомым голосом поприветствовал он Дарио. — Одолжишь женушку на ночь?

— Сеньор Томас? — Дарио не верил своим глазам. — Что с вами?…

— Томас? Таких тут нет, — священник склонил голову набок и хитро улыбнулся. — Но если ты очень попросишь, сговоримся.

Из-за спины Томаса вырос отряд экзорцистов.

— Мы забираем его, — мужчина с серьезным, умным лицом взял Томаса за плечо. — Вы разве не видите? Он одержим.

— Одержим? — Дарио ничего не понимал.

«Он ведь и так был одержим, разве нет?»

— Проклятый демон подменил себя на другого беса, — Ренато поджал губы. — Мы разберемся с этим в Ватикане. И отвезем туда тело нашего брата.

Только теперь Дарио обратил внимание на бездыханного Карла Марино.

— Он был хорошим человеком, — вдруг вырвалось у Дарио. — Похороните его достойно.

— Ватикан не дозволяет хоронить самоубийц, — Ренато, казалось, задумался. — Но уверен, епископ все поймет. А теперь…

Он потянул Томаса за собой, и хихикающий, одержимый священник покорно побрел за мужчиной. Дарио наблюдал, как Ренато садит Томаса на лошадь и садится сзади. Он видел, как экзорцисты уложили тело Карла в седло, а затем развернули коней и поехали прочь, подальше от проклятого Ареццо.

Дарио слышал, как люди вокруг понемногу приходили в себя. Кто-то начинал плакать, кто-то кричал от горя, но люди постепенно разбредались с площади, обнимая друг друга. После, Дарио с женой и сыном долго стояли у воронки в центре площади, не в силах уйти от места, где они в последний раз видели младшего сына. Дарио не помнил, как, наконец, послал Джанни за лекарем, и как тот осторожно извлек нож из его груди, бормоча, что с такими ранами долго не живут. Не помнил он и пути домой, и как дома утешал Доминику — та плакала так долго, что так и уснула со слезами на щеках.

Уже потом, когда на опустошенный город опустилась ночь, Дарио вышел на улицу и поглядел в звездное небо. Наверху, все было безмятежно и покойно: бесконечная гладь ночного неба, обрамленная звездным хрусталем.

«Однажды я вернул вас из тьмы, сеньор», подумал Дарио, «и я сделаю это снова».

А где-то за много миль от Ареццо, спящий в седле Томас вдруг открыл глаза и поднял лицо к небу.