По толпе ватиканских экзорцистов прокатился вдох.
— И спас меня тот юноша, над которым вы все насмехаетесь — а я вижу молчаливую ухмылку каждого из вас! Тот юноша — чудо из Градары, единственный, кто может противостоять Агриэлю и спасти не только Ареццо, но и всех нас. Поэтому молю вас помочь ему так же, как он помог мне.
Карл умолк и оглядел священников. На их лицах были печаль, растерянность и злость. Они не понимали, как всесильный Ватикан может отступить перед опасностью, о реальной угрозе которой они не имели представления. Но тут вперед вдруг выступил Ренато.
— Говори, что нам делать, — он положил руку на плечо Карла. — Наша общая вера поможет этому мальчику.
Карл кивнул в знак признательности.
— Вы должны разорвать круг, — хрипло ответил он. — Помогите этим людям избавиться от одержимости. Спасите хотя бы пару душ, и Томас уже сможет противостоять Агриэлю.
Ренато кивнул в ответ, а затем повернулся к остальным.
— Вы слышали сеньора Марино! — закричал он, — во имя Господа нашего!
Карл облегченно выдохнул. Теперь оставалась самая малость — принести себя в жертву.
Глава 22. Святой и проклятый
Томас видел, как люди в рясах священников внимательно слушали Карла, а после осторожно направились к кругу. Он видел, как экзорцисты окружали одержимых, клали им руки на горячие лбы и читали молитвы, пока несчастные извивались и корчились в приступах боли и гнева.
Завороженный этим зрелищем, Томас вздрогнул, когда у него над ухом раздался голос Карла:
— Я готов, сеньор.
«На его месте ведь мог быть Дарио», вдруг с ужасом подумал Томас.
«Не думай о нем», мрачно отозвался Астарот. «Лучше сосредоточься на Белиале».
Будто услышав свое имя, Уго повернул к ним голову. Он все еще продолжал петь, но теперь его глаза неотрывно сверлили Томаса. Это было пугающее зрелище.
«Он слышит наши мысли?» с испугом подумал Томас.
«Не знаю. Возможно, просто чувствует… твои намерения».
— Сеньор? — Карл легонько потряс его за плечо. — С вами все хорошо?
— Да, — Томас через силу улыбнулся. — Все в порядке. Я просто… молюсь. Мне нужно еще немного времени.
Сухой смешок Астарота рассыпался внутри головы Томаса, как сухие горошины о наждачную бумагу. Юноша вздрогнул.
«Что мне делать?»
«Мы будем вместе читать молитву», Астарот выплюнул последнее слово, словно оно обжигало его. «Ты начнешь, я подхвачу. Так в ней будет больше силы. Но перед этим, наш новоявленный друг должен пустить себе кровь. Ты готов молиться своему Господу, пока перед тобой умирает человек, мальчик?»
Томас ничего не ответил. Вместо этого, он повернулся к Карлу, не зная, как сказать ему о том, что предстоит сделать.
Перед ним стоял живой человек из плоти и крови, истинно верующий, никогда не желавший людям дурного. Даже попытки Карла убить Томаса не вызывали в юноше злых чувств: он знал, что настоящий Карл Марино, не раздумывая, заслонил бы его собой от опасности.
И теперь, в горле Томаса стоял предательский комок. Как вообще просить о таком? Как может священник вслух произнести слова, которые повлекут за собой гибель невинного?
«Скорее!»
— Карл, мы должны… Ты должен…
Томас не успел договорить — Карл Марино всадил себе в живот длинный нож, неизвестно откуда появившийся в его руке. А спустя секунду, мужчина медленно осел на землю, но его глаза были неотрывно прикованы к Томасу.
— Один… мальчик сказал мне… про жертву невинного, — с трудом проговорил он. Грудь мужчины тяжело вздымалась и опускалась. — Я не знаю… насколько я невинен… Но торопитесь…. Santo Padre.
Карл прикрыл глаза, и лишь его сиплое дыхание выдавало то, что мужчина все еще жив. Томас в ужасе зажал рот рукой, оцепенев от ужаса, но кто-то вдруг потряс его за плечо.
За его спиной стоял ватиканский клирик — тот самый, с которым говорил Карл. «Он взял нож у него», подумал Томас.
— Не медлите, сеньор, — с болью в голосе проговорил Ренато. — Он предупредил меня — и я доверяю вам. Но Господом Богом прошу — скорее!
Томас с усилием отвел взгляд от Карла и огляделся. Всюду вокруг него были одержимые люди: стонущие, плачущие, кричащие. Экзорцисты боролись с ними, как могли, но Томас видел, как одержимые набрасываются на священников, рвут на них одежду и царапают кожу. И все это время, маленький мальчик в центре площади стоял совершенно неподвижно, прикрыв глаза и не прерывая свою дьявольскую песню.
«Я готов».