Грехи и молитвы

«Не всегда во всем стоит винить демонов. Тебе ли не знать, сын священника? Сколько темных душ ты встречал на своем пути? И все они, заметь, все до единой молили о прощении, обвиняя в своих грехах кого угодно, кроме себя. Это ли не обнажает суть человеческой натуры?»

— Каждый достоин спасения, — упрямо возразил Томас. Эту мантру он твердил с того самого момента, как впервые познакомился со своим воображаемым другом, и именно она помогала ему не сбиваться с пути.

«Даже ценой чужой жизни?»

Томас плотно сжал губы. Этот вопрос терзал его каждый день, и голос знал об этом, потому что обладатель голоса был частью его самого, и Томас просто-напросто не мог существовать без него.

— Скажи… — голос молодого священника надломился, — он… долго мучился?

В этот раз, голос взял паузу прежде, чем ответить.

«Нет. Все произошло быстро».

Глава 4. Душа

Когда Уильям Эккер впервые увидел новорожденного сына, его сразу же захлестнуло ощущение чистого, незамутненного счастья и любви.

Он так давно мечтал об этом дне: с тех самых пор, как Анна вложила свою руку в его и доверила ему свою судьбу. Но он понимал, что будет эгоистично заводить ребенка, не имея крыши над головой, поэтому терпеливо ждал, когда у них появится свой дом — островок безопасности и надежды. И вот, спустя несколько лет, Уильям, наконец, увидел долгожданного сына.

Но его счастье длилось всего несколько мгновений — ровно до того момента, как Уильям осознал, что ребенок не дышит. Анна была слишком слаба, чтобы понимать, что происходит, и практически сразу потеряла сознание. Уильям остался один на один с умирающим младенцем, и счастье в его душе уступило место леденящему ужасу.

Сперва он, в естественном порыве служителя Господа, упал на колени и принялся истово молиться о спасении жизни сына — но секунда шла за секундой, младенец синел, а спасения не было. Тогда Уильям решил попробовать кардинально другой способ.

Он сорвал с шеи деревянный крестик и закинул его подальше, в угол комнаты. Зубами надкусил ладонь и указательным пальцем принялся выводить на полу спальни сигил с пятиконечной звездой внутри. А после, завершив круг, Уильям пролил в центр свою кровь и прошептал:

— Астарот, услышь меня.

Не было всполохов огня, вспышек света и запаха сера. На секунду Уильяму почудилось, будто вся комната погрузилась во тьму, а затем он услышал за спиной холодный голос.

— Я слышу и слушаю тебя.

«Что же я творю, пронеслась в голове священника мысль, но он задавил ее, как назойливое насекомое.

— Астарот, князь Ада, я прошу тебя — верни жизнь моему новорожденному сыну, — произнес Уильям, глядя на тело ребенка на руках матери. — Я отдам тебе свою душу, но верни Томасу жизнь.

— Интересно… — Уильям не видел, но почувствовал, как ледяная тень пронеслась по комнате. — Мальчик еще жив. Ему осталось буквально две-три минуты, может быть, пять, но он цепляется за жизнь… Какой упрямый! Весь в отца. Но вот что я скажу тебе, священник…

Тень отделилась от кровати и нависла над Уильямом. Ему показалось, что перед ним два огромных зияющих колодца, а за ними — бесконечная пустота.

— Он все равно не жилец. Твой ребенок родился смертельно больным. Даже я не способен исцелить его — а жаль. Твоя душа была бы занятным подарком.

Голос начал рассеиваться, будто его обладатель понемногу растворялся. Тогда Уильям крикнул:

— Погоди! Вселись в него!

— Что?! — теперь голос не шептал вкрадчиво и сухо, но грохотал в порыве истинного изумления.

— Твоя сила будет поддерживать в его теле жизнь, ведь так? — Уильяма трясло, и кровь из прокушенной ладони все капала и капала на нарисованную звезду. — Просто… не подавляй его. Сосуществуй с ним. Позволь ему жить.

— Хм, — тень заколыхалась черным саваном. — Жить в мире людей и наблюдать их пороки и отчаяние? Питаться их страхами и надеждой? И при этом получить в обмен твою душу? Что ж, Уильям Эккер… Сделка принята!

Тень стрелой пролетела через тело Уильяма, а затем также стремительно ворвалась в тело новорожденного Томаса. Еще несколько секунд Уильям неподвижно стоял на коленях, а затем рухнул, и его остекленевшие глаза все так же смотрели на сына. В ту секунду, когда труп мужчины коснулся пола, звезда на полу вспыхнула и исчезла, а Томас истошно завопил. Сделка состоялась. Томас стал одержим одним из величайших князей Ада.

* * *

— Он любил меня, — сказал Томас, расправляя скатерть на алтаре. — И меня, и маму. А помнишь, что ты сказал мне тогда, перед экзорцизмом Катерины?

«Что ты не сможешь жить, если меня изгонят из твоего тела».

— Верно. Я помню, как я тогда испугался. Я думал, что схожу с ума, что еще секунда — и мое тело откажется мне повиноваться. Но почему ты решил вмешаться? Почему ты помогаешь мне?

Этот вопрос Томас хранил в себе с тех пор, как осознал, кем является его таинственный воображаемый друг. Узнав правду, Томас впал в истерику и даже заболел: мать винила во всем лихорадку, и ей даже в голову не могло прийти, что горячка у сына была вызвана нервным потрясением.