Будучи раньше практически непьющим, Александр Алексеевич надрался до поросячьего визга после третьей дозы. Он, похрюкивая от удовольствия, пережёвывал селёдку с яйцом и майонезом, размахивал руками, что-то впаривал Мотыге, оказавшемся глухонемым от рождения, а потому совершенно безучастным, весело бил по плечу знатока церковных праздников Поливаныча, пытался пригласить на вальс прекрасную леди, если та соизволит выйти из своей серебряной клетки, рассказывал пошлые скабрезные анекдоты и пил, пил, пил. Забывая закусывать, не желая прослыть слабаком, боясь огорчить «ребят», за прошедшие и с наступающим, за будущее детей и во имя светлой памяти тех, с кем уже никогда не выпить. Временами, когда осознание истинного «я» на мгновение возвращалось к Александру Алексеевичу, он, борясь с тёмным своим alter ego, порывался вырваться из лап нечистого, застегнуться на все пуговицы и рвануть домой, поближе к тёплому боку любимой жёнушки. Но не случилось. Не повезло. Не хватило силы воли. Зато хватило денег. Аккурат на второй пузырь с тремя бутербродами…
Что было потом, Ковалёв вспоминал долго и с ужасными муками проснувшейся совести. И вспоминал-то более по фактам, изложенным сухим и далёким от лингвистического совершенства языком милицейского протокола:
«…ударом стеклотары по окну были разбиты первая (стеклотара) и второе (окно). После прибытия на место происшествия наряда в количестве двух сотрудников МВД сержанта Иванова и младшего сержанта Забойного, правонарушитель попытался отобрать у последнего табельное оружие (АК-74 модификации СУ), сопровождая свои противоправные действия нецензурными словами и выражениями, а также угрозами перелома верхних и задних конечностей и призывами к покаянию. По пути следования в отделение, находящийся на заднем сидении служебного автомобиля гражданин Ковалёв А. А., доцент политехнического университета, испачкал извергнутыми из собственного организма рвотными массами внутреннее помещение означенного транспортного средства, а также одежду своих подельников: гражданина без определённого места жительства Поливанова И. И. и дворника ДУ-4, инвалида по слухо-речевым органам 1-й группы гражданина Матвеева Г. А.
………………………
………………………
………………………
Дело №… передано в районный суд. Дата. Подпись».
Забегая вперёд, скажем, что наш доцент отделался предупреждением, штрафом и выплатой материальных издержек на замену оконного стекла и чистку салона милицейского автомобиля, что составило сумму весьма внушительную, но не заоблачную. С работы Ковалёв также уволен не был. В связи с «долгой и беспорочной» отделался лишением квартальной премии, строгим выговором от ректората, нехорошими взглядами со стороны завидущих коллег и уважительными с противоположной – прогрессивного студенчества. С женой поругался. Через день помирился…
И всё бы ничего, скажет человек достаточно мудрый, чтобы не ставить клеймо на каждом проштрафившемся, с любым может случиться. И будет, конечно же, прав. Увы, никто не застрахован от досадных недоразумений. Но!
Нам-то интересно совсем другое.
Помните, с чего всё начиналось? Да, да, да! Александру Алексеевичу Ковалёву приснилось, что ему хочется колбасы. Так вот. Ещё до составления протокола, выдержка из которого была приведена выше, до суда и, естественно, до расплаты по всем последствиям ночного приключения, с нашим доцентом приключилось одно маленькое, но однозначное чудо.
Проснувшись утром в милицейском «обезьяннике», Ковалёв, чья голова раскалывалась от нестерпимой боли, глотка трескались от жуткого сушняка, но память с совестью ещё спали, поднялся с узенькой лавочки и недоуменным взглядом окинул скудный вечнозелёный казённый интерьер. Откуда-то снаружи, из-за решётки раздавались то ли теле-, то ли радиоголоса ретродам из давно минувших девяностых, весело распевающие хором про три кусочека колбаски.
– Эй! – крикнул Ковалёв со всей возможной громкостью, позволяющей голове не взорваться. – Эй! Есть кто?!