Грехи юности

А Джинни так и осталась сидеть с трубкой в одной руке и с сигаретой — в другой. Она должна придумать, как избавиться от ребенка, раз и навсегда, но с минимальной болью. Нельзя оставлять мать с этим подонком ни на минуту, не говоря уже о шести месяцах. На аборт ей не хватает мужества, значит, нужно организовать выкидыш — быстро, надежно, без докторов, шприцев и прочего.

В комнату вошла мисс Тейлор, прервав размышления Джинни на самом интересном месте.

— Все в порядке, Джинни? — спросила она.

Джинни затушила сигарету и быстро встала.

— Просто чудесно, мисс Тейлор. Пойду погуляю.

— Только не забудь, дорогая, в десять часов придет врач.

— Ну конечно! Вот уж кого жду не дождусь.

С этими словами она вышла из комнаты.

За домом был высокий холм, к подножию которого примыкала лужайка, покрытая бархатистой травой, а за ней — дремучий сосновый бор. Сосны были огромные, высокие, с прямыми стволами, раскидистыми ветвями, усеянными толстыми иголками. Каждая ветка заканчивалась бледно-зеленым отростком из мягких и нежных иголочек. Сквозь пышную крону пробивались лучи солнца, и казалось, будто вся изумрудная травка испещрена блестящими золотыми полосками.

Джинни приглядела нагретое солнцем местечко, опустилась на землю, закатала рукава своего свитера и вытащила из кармана мини-юбки смятую сигарету. Прикурив, сломала обгоревшую спичку и выбросила ее, а потом, совершенно не задумываясь над тем, что она делает, аккуратно оторвала донышко от картонной коробки из-под сигарет и, ловко действуя пальцами с обгрызанными ногтями, принялась рвать его на узенькие полоски.

— Вот черт! — выругалась она, размышляя о том же: как избавиться от ребенка.

Джинни была далека от того, чтобы заниматься самобичеванием, она не испытывала угрызений совести по поводу случившегося в отличие от Джесс и Пи Джей. При воспоминании о последней она улыбнулась. Похоже, эта особа привыкла брать от жизни все. Вчера она пошла танцевать с парнем, который купил им выпивку, и не вылезала с танцевальной площадки весь вечер. Все почему-то считали, что Джинни не обращает на такие мелочи внимания. И ошибались. Джинни никогда не пропускала ничего интересного, вернее, почти никогда. Всем давала оценку, всех насквозь видела. Что собой представляют Пи Джей и Джесс, она уже поняла. А вот кто такая Сьюзен, вообразившая, что все они не стоят ее? А, черт с ней! И со всеми остальными тоже. Она должна сейчас думать только о себе. Придумать наконец, как избавиться от ребенка, вернуться в Бостон и увезти маму от этого подонка.

И как только угораздило ее выйти за него замуж? Наверняка из-за денег. Отца своего Джинни не знала и вообще маленькой себя не помнила. Единственное, что запомнилось из детства, это… та самая ночь. Джинни почувствовала, как при одном воспоминании о ней в горле пересохло, сердце отчаянно заколотилось, руки-ноги стали ватными, все поплыло перед глазами — деревья, небо, земля. Появилось странное, но такое знакомое неприятное ощущение, будто душа расстается с телом. Сразу прошиб холодный пот. Все эти мерзкие чувства были тут как тут, стоило ей вспомнить о той ночи. Ну почему она не может выбросить ее из головы?! Джинни глубоко затянулась и едва не задохнулась. Она закрыла глаза и попыталась отключиться, но ничего не вышло: воспоминания лавиной нахлынули на нее.

…Они с мамой жили тогда в крохотной однокомнатной квартире на четвертом этаже ветхого дома. Летом они задыхались в ней от жары, а зимой замерзали от холода. Время от времени мама приводила домой приятеля на ночь, в ту злополучную ночь — тоже. Джинни было тогда годика четыре.

Мама вернулась домой с очередным мужчиной. Должно быть, они веселились на маскараде — в памяти Джинни осталось мамино нарядное белое платье с пышной юбкой в мелкую складку, поразившее ее детское воображение. Верхняя его часть, плотно облегая грудь, завязывалась вокруг шеи, — такое платье было на Мэрилин Монро в одном фильме, там оно поднималось вверх, открывая взору восхищенных зрителей премиленькие штанишки. Мама выглядела просто потрясающе.

Когда они, смеясь и перешептываясь, вошли в квартиру, Джинни притворилась спящей.

— Шш… — хрипло прошептала мама.

Джинни услышала, как процокали по полу ее каблуки, потом раздался глухой стук — видимо, мама скинула туфли и швырнула их через всю комнату.

— Пойду посмотрю, спит ли дочка. А ты пока налей нам что-нибудь выпить. Ладно?

Мама склонилась над Джинни, поцеловала ее в лоб, и она почувствовала резкий неприятный запах. В ту же секунду раздался грубый мужской голос:

— Не за выпивкой я сюда пришел! Ты знаешь, за чем.

Джинни крепко зажмурила глаза. Послышался звонкий шлепок, и мама упала на кровать.

— Тише ты, идиот! Ребенка разбудишь! — воскликнула она.

Послышался звук разрываемой материи — шикарной материи шикарного маминого платья, потом расстегиваемой молнии. Мама сдавленно вскрикнула.

— Вот и отлично! Тогда я ее тоже использую! — яростно взревел мужчина.

Кровать заходила ходуном. Видимо, мама пыталась от него избавиться, оттолкнуть его. Джинни начала плакать, мама прижала ее к себе.