Грехи наших отцов

В понедельник, ровно в два пополудни, Бёрье Стрём позвонил в дверь. К тому времени Рагнхильд успела несколько раз переодеться перед зеркалом. Его звонок помешал очередной примерке.

В результате Рагнхильд осталась в юбке. Этот вариант требовал колготок, а потому был для нее самым неподходящим. Колготки – проклятье высоких женщин. Нужно покупать сразу две пары, самого большого размера: у одних отрезать ноги и потом надевать одни на другие. Так они меньше сползают. Обычно Рагнхильд носила брюки и не видела причин изменять устоявшейся привычке. Но Бёрье уже здесь, а значит, все останется как есть.

Прежде чем открыть, она оглядела себя в последний раз. Что ж, очень неплохо для шестидесятилетней женщины. Исландская кофта и простая черная юбка. Волосы собраны небрежно, зато смотрятся естественно. Рагнхильд закрыла дверь в спальню с ворохом одежды на кровати.

* * *

До похоронного бюро шли почти молча. Рагнхильд заметила только, что май – худший месяц в Кируне. На тротуарах и дорогах – противогололедная каменная крошка. Грязные остатки снега и никакой зелени. Жители Южной Швеции уже выкладывают фотографии цветущей черемухи и сирени, нарциссов и крокусов.

Рагнхильд думала о том, как она далека от бокса и спорта вообще и едва ли имеет что-нибудь общее с мужчиной рядом. Где он только, во имя всего святого, раздобыл эту чудовищную фиолетовую рубашку?

Бёрье Стрём тем временем вспоминал книжный шкаф, который успел заметить в гостиной Рагнхильд Пеккари, пока она надевала куртку. Свою единственную книгу он прочитал в детстве и давно уже не помнил, как она называлась. Как сказал Марвин Хаглер[32] в одном интервью: «Если вы вскроете мой бритый череп, обнаружите там большую боксерскую перчатку. Это единственное, что я есть и для чего живу».

Молчание поначалу смущало, но потом стало привычным. Бёрье и Рагнхильд приноровились к шагу друг друга и синхронно переставляли длинные ноги, привлекая внимание прохожих. «Смотрите, что ж», – мысленно разрешала Рагнхильд незнакомцам на улице. Рядом со своим большим мужчиной она чувствовала себя как в лесу – уверенно и спокойно.

Внезапно они оказались перед дверью похоронного бюро. А Рагнхильд так бы шла и шла…

* * *

Менеджер вспомнил, что видел Рагнхильд в отделении «Скорой помощи». Ему проводили аппендэктомию – в те времена в городе еще не упразднили хирургию при неотложке. «Мне повезло, – подумал менеджер. – Представить только, если бы меня повезли в Йелливаре…»

Рагнхильд огляделась. Мебель, шторы, картины на стенах – все из ИКЕА. Выглядит удручающе, и даже не потому, что безобразно. Просто куда ни приди – везде одно и то же, не исключая и людей с деньгами. Обои «Моррис», «Шведское олово»… Она вспомнила дом детства на острове. Мебель, которую отец делал сам. Гардины, вытканные руками матери. Улле и его жена не взяли ни того, ни другого. Они не понимают толк в таких вещах.

«С другой стороны, какое мне дело до их мебели и картин, – подумала Рагнхильд. – Все, что мне от них нужно, – похоронить Хенри».

Бёрье Стрём о чем-то увлеченно разговаривал с менеджером.

– Наверное, нужно уметь выбирать людей для работы на таком месте, – сказал он.

– Конечно, – согласился менеджер. – Еще когда учился в школе, я не мог взять в толк, как матери удается здесь управляться. И ненавидел выходные, потому что приходилось ей помогать. А теперь вот понял. Самое ценное в нашей работе – общение. Я встречаюсь с разными людьми, и да, нужно быть немного психологом.

Они выбрали урны и обсудили практические детали. Рагнхильд смотрела на Бёрье. Он растапливал лед, как весеннее солнце. Снеговики медленно оседали, превращаясь в лужи и роняя морковки на землю. Рагнхильд так и не решила, раздражает ее это или наоборот.

Она вспомнила маму менеджера. Хорошая женщина, когда-то помогла Рагнхильд похоронить родителей…

– И никаких цветов, – сказала она. – Гостей будет – я да старший брат с женой.

– Но ведь вы придете, – возразил Бёрье. – И наверняка пожалеете, если не возьмете хотя бы по скромному букетику.

В результате выбрали самый дешевый венок.

«Я делаю это ради мамы, – уговаривала себя Рагнхильд. – Не ради Улле или себя, и тем более не ради Хенри». Если б речь шла только о нем, Рагнхильд пересыпала бы прах в коробку из-под обуви и выбросила на помойку.

Менеджер сделал пометку насчет кофе и бутербродного торта.

– И что, больше никаких родственников? Ваша дочь будет? – Эти вопросы были обращены к Рагнхильд.

– Нет, – ответила она без дрожи в голосе. – Моя дочь не знала Хенри.

– Разве она живет не в Кируне?

«Он не знает, – удивилась Рагнхильд. – Мы думаем, что люди знают про нас всё, но на самом деле каждый занят своим, и до нас никому нет дела».

– Мы закончили? – спросила она вслух.

* * *