— Совершенно верно. И я могу тебе обещать, что на меня можно положиться.
— И я сожалею по поводу Лондона, Скотт, но с практической точки зрения я все же думаю, что это к лучшему. Бог знает, что там теперь творится в этом лондонском филиале. Безусловно, там нужен человек твоего калибра, чтобы уладить их дела.
— Ладно, ты знаешь, что можешь на меня рассчитывать, чтобы я привел их в порядок.
— Я знаю, что могу на тебя рассчитывать. Ты не должен это ни в коем случае рассматривать как понижение, ладно? Я санкционирую повышение расходов, чтобы обеспечить тебе по-настоящему приличное содержание, и когда мы будем пересматривать пункты договора о партнерстве, я увеличу твою долю в прибыли и компенсирую тебе этот вынужденный отъезд из Америки.
— Это очень щедро с твоей стороны. Спасибо.
— Ладно. Я хочу быть щедрым, Скотт. Я всегда хотел быть щедрым. Ты же на самом деле не так и беспокоишься об этих дополнительных гарантиях, не так ли? — ну, о том, что произойдет, если я умру до 68 года, не правда ли?
Это была проверка. Мне следовало успокоить его. Я вздохнул с облегчением и приготовился солгать ему, тем более что он просто напрашивался на это.
— Нет, Корнелиус, я не беспокоюсь. Я заговорил о дополнительных гарантиях только потому, что чувствовал себя обиженным, потому что ты выпихивал меня в Лондон, но поскольку ты сумел сделать Лондон таким привлекательным... — Если он помрет, как-нибудь смогу найти работу в правлении банка, ни один из остальных партнеров не имеет достаточно силы, чтобы остановить меня. И даже если он попытается войти в корпорацию до 1968 года, он вряд ли сможет это сделать за моей спиной, ведь как только я об этом услышу, я немедленно огражу свои интересы. Кроме того, он и не собирается входить в корпорацию до 1968 года. Он вцепился в свою власть мертвой хваткой и будет держаться за нее, сколько сможет.
— ...а кстати, Корнелиус, — добавил я как бы по размышлении, — ты так толком и не сказал, когда ты хочешь, чтобы я уехал.
— Как насчет следующей недели?
— Через неделю? Так скоро!
— Ну, ведь с этим нет проблем, не так ли? Ты ведь холостяк, тебе ничто не помешает, квартира у тебя небольшая. Я понимаю, у тебя появилось... что-то вроде романтического интереса, но ведь ничего серьезного, не так ли? Это просто недолгое увлечение — с обеих сторон! О, не думай, что я этого не могу понять! Я не такой уж «правильный», как все здесь считают! Я имею в виду... ладно, ну уж так дела обстоят, Скотт. Я не ошибаюсь.
— Нет, ты не ошибаешься. Так уж обстоят дела.
Так они должны были обстоять. Одна неделя. Всего одна неделя. Ой, Боже мой...
— Ты чем-нибудь обеспокоен, Скотт?
— Только своей работой. Мне так много надо сделать перед отъездом.
— Давай сегодня позавтракаем вместе и обсудим, как лучше это уладить.
— Хорошо. Спасибо.
— Ох, Скотт!..
— Да?
— Я знаю, что это не мое дело... и, конечно, ты не обязан мне ничего говорить, но... ладно, почему, черт подери, ты вдруг, решил соблазнить Вики?
— Но я не соблазнял ее, — сказал я, — это она меня соблазнила.
Он удивленно посмотрел на меня. Он был ошеломлен. За мной было последнее слово в разговоре, но, без сомнения, он так обставил дело, чтобы иметь последнюю шутку за собой. Извинившись, я ушел из его кабинета, вернулся, спотыкаясь, в свой офис и там, опустошенный, рухнул на первое попавшееся кресло.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Когда я, наконец, в этот вечер добрался до своей квартиры, звонил телефон. Я так устал, что едва мог дойти до него. Потирая болезненные мышцы шеи, я тяжело опустился в кресло и взял трубку.
— Да.
— Скотт?
Это была Вики. Я смутно вспомнил, что обещал позвонить ей. Я пытался представить ее, но она, по-видимому, была слишком далеко от меня, и я не мог видеть ее отчетливо. Я закрыл глаза, чтобы заставить ее появиться более отчетливо.
— Ты сердишься на меня за то, что сегодня утром я была так расстроена? — спросила она нервно.
— Нет.
— Ох. Я подумала, что, может быть, из-за этого ты и не позвонил.
— Откровенно говоря, я даже и не думал об этом. У меня был тяжелый день в офисе.
— Ох, понимаю. Но у меня дома тоже был тяжелый день. Не могли ли мы сегодня вечером встретиться?
При мысли о той ночи, которую мы провели вместе, туман в моей голове рассеялся.
— Прекрасно, — сказал я. — Я бы больше всего хотел отключиться, лечь в постель и заняться любовью. Однако сначала мне хочется побыть некоторое время одному. Надень свой лучший пеньюар, разбери постель, а я постараюсь быть у тебя около десяти.
Она бросила трубку, и это вывело меня из оцепенения и заставило громко и раздраженно выругаться. Именно такая манера поведения и заставляет женщин чувствовать себя уязвленными. На секунду я пожелал, чтобы мы снова оказались на борту парохода, где стремление к физической близости считалось естественным и не требовало каких-либо ухищрений для маскировки наших намерений.
Я позвонил ей опять. Телефон звонил восемнадцать раз, прежде чем она взяла трубку.
— Да? — ответила она холодно, как бы поменявшись со мной ролями.